Карфаген должен быть разрушен. «Карфаген должен быть разрушен

Место расположения Карфагена в Северной Африке.

Руины Карфагена, 1950

Историческая подоплёка

Несмотря на успех первой и второй пунических войн , в которых Рим боролся с финикийским городом-государством Карфагеном за господство в Средиземном море, римляне потерпели ряд обидных поражений от Карфагена и боялись его возрождения, что привело к желанию полной победы и отмщения всех потерь. Кроме того, Карфаген быстро восстанавливался и по-прежнему создавал существенную конкуренцию римской торговле. Это и привело к появлению настойчиво повторяемого клича Carthago delenda est .

В конечном итоге, в результате Третьей Пунической войны полумиллионный город Карфаген был полностью уничтожен, а оставшиеся в живых жители проданы в рабство. Место, где располагался город, было засыпано солью. В последующем, однако, римляне вновь заселили Карфаген, который стал главным городом римской Африки и одним из крупнейших городов Римской империи вплоть до арабского завоевания . В настоящее время место, где располагался древний Карфаген, входит в пригород города Тунис .

Грамматическая форма

Грамматически фраза выражает настойчивую необходимость совершения действия (то есть разрушения Карфагена) с оттенком долженствования, поскольку используется герундив - глагол «разрушать» в форме герундива (delenda ) в сочетании с глаголом «быть» (sum, fui, -, esse ) в форме настоящего времени.

В «Словаре иностранных слов» под ред. И. В. Лёхина и проф. Ф. Н. Петрова (изд. 4-е, Москва - 1954) русский вариант перевода выглядел следующим образом: «Кроме того, я думаю, что Карфаген необходимо разрушить».

Таким образом, более точным переводом является - «Карфаген надо разрушить» / «Карфаген обязан быть разрушен(ным)»

Использование

Иногда фраза употребляется в качестве завуалированной ссылки на необходимость тотальной войны. В 1673 году английский министр Энтони Эшли Купер , 1-й граф Шефтсбери, использовал фразу в форме «Delenda est Carthago» в знаменитой речи перед

Уничтожить и унизить Сципиона Катону не удалось. Удалить из политики и из города - вполне. Но семена, брошенные Сципионом во влажную почву Ренессанса, проросли. Катон полол эти сорняки Современности всю свою жизнь. А жизнь у него, в отличие от жизни Сципиона, была долгой и полной сил (помните, в 80 лет женился на 15-летней). Он был окружен большим почетом - практически как Солженицын, которого все бесконечно уважают, но давно уже никто не слушает.

Катон пережил всех своих друзей и врагов. Он пережил даже своего любимого сына Марка. (Кстати, миллионер Катон похоронил сына по самому дешевому разряду.) Катон остался один. Совсем один. Да, он победил почти всех своих врагов. Персональных. Но теперь вокруг одинокого старика возвышалась густая буйная поросль нового времени. Эллинизм, ненавидимый Катоном, пророс в головах молодого поколения, и Катон с грустью следил за закатом той эпохи, которую так любил. Как и Дугин, он чувствовал себя проигравшим.

Почти все самые известные нам яркие и красивые фигуры того времени - поэты, полководцы, политические деятели - помечены любовью к эллинской культуре. Дух эллинизма навсегда поселился в Риме. А идеи аскезы, проповедуемые старым пердуном, отчего-то не нашли понимания в умах ни у лучших, ни у худших представителей Рима. Зато другая идея Катона засела в умах римлян, как гвоздь…

После блестяще выигранной Второй Пунической войны Рим ввязался в азиатскую кампанию, разбил царя Антиоха и стал уже фактически полновластным правителем Средиземноморья. Между тем Карфаген постепенно оправлялся от поражения. Ему было запрещено держать большую армию, и все деньги город вкладывал в реальный сектор экономики, отчего богател не по дням, а по часам. Чем не жизнь?

А тем, что другу покойного Сципиона нумидийцу Масиниссе не давал покоя богатый город. И он постоянно совершал разбойничьи набеги на территорию Карфагенской республики. Карфагеняне, которые по договору не могли начинать войну без санкции Рима, засыпали римский сенат жалобами на бесчинства Масиниссы. В Риме колебались: Масинисса поступал несправедливо, но он был твердым союзником Рима. А Карфаген - враг. Тем более хитрый Масинисса постоянно слал в Рим докладные, предупреждающие о том, что карфагеняне замышляют недоброе и втайне готовятся к реваншу. Скорее всего, он не сильно кривил душой, поскольку партия демократов в карфагенском сенате действительно бредила реваншем. А кто бы не бредил после двух унизительных Версалей?

Римское посольство, которое приехало в Карфаген разбираться с ситуацией, возглавлял 80-летний сенатор Марк Порций Катон.

Карфаген потряс его. Он ожидал увидеть униженный бедный город, но богатство перло в Карфагене из всех щелей. С тех пор в башку Катона втемяшилась знаменитая фраза, прописанная во всех учебниках: «Карфаген должен быть разрушен». Эту фразу Катон, как вы помните, твердил в конце каждого своего выступления в сенате, чему бы оно ни было посвящено.

Менее известна фраза другого сенатора: «А я считаю, что Карфаген должен существовать»! Этот человек вскакивал и произносил свою фразу каждый раз, когда изо рта Катона вываливалось требование о разрушении Карфагена. Сципиона к тому времени уже не было в живых, но идейные продолжатели его дела остались. Вот они-то и защищали Карфаген.

Мысль Катона была ясна: гнойник Карфагена будет набухать снова и снова, до тех пор пока однажды Рим не надорвется в этой борьбе. «Карфаген нужно уничтожить», - требовала Древность (Деревня, Традиция.).

«Карфаген нельзя уничтожать ни в коем случае», - возражала Современность (Город, Цивилизация.). Ведь Карфаген - не просто город. Это великий город. Это ЦИВИЛИЗАЦИЯ. Неужели не жалко? А если вам нужны более практические соображения, то вот они, пожалуйста: Карфаген является сдерживающим фактором и одновременно центральным пунктом римской самоидентификации. Сколько раз в будущем у римлян-победителей будет возникать вопрос, насколько жестоко наказать тот или иной побежденный город, столько раз они будут вспоминать Карфаген и утихомиривать свои чувства. Потому что нет города, который бы причинил вреда Риму больше, чем Карфаген, и все равно Рим проявил гуманность, не уничтожил его, не обложил данью и даже сохранил карфагенскую политическую автономию и весь цивилизационный облик города (нравы, обычаи предков, религию). Если уж не уничтожен Карфаген, то и подавно не нужно стирать с лица земли города иберов, галлов… Живой Карфаген нужен Риму как маяк гуманизма. Рим славится своей справедливостью и милосердием. Таковы мы, римляне. И уничтожив Карфаген, мы уничтожим все лучшее в себе, свою самость. Римская идентичность базируется ведь не только на том, о чем говорит Катон, - на старых и жестких патриархальных традициях, а на сбалансированном сплаве старого с новым. Для этого сплава мы возьмем все лучшее из прошлого - душевное благородство и справедливость, а из современности - эллинскую культуру с ее гуманизмом и наукой, без которых так и останемся варварами… Отринем излишнюю непреклонность и жесткость старины, как легко отринули ее в женском вопросе! В общем, «к людям надо относится мягше, а на вопросы смотреть ширше» - таков был пафос партии гуманистов.

Трудно сказать, кто был более неправ в этом споре. Могла ли аграрная по своей сути экономика того времени выдержать груз подобного гуманизма? Не рановато ли было? Не знаю. Знаю только, что Карфаген был разрушен, а Римская империя в конце концов пала.

Впрочем, пока что до падения далеко. Пока что у нас перед сенаторами стоит Катон и готовится привести свой последний аргумент за войну на уничтожение. Марк Порций, видимо, судящий о людях по себе, решил надавить на жадность сенаторов - в Карфагене он набрал с дерева плодов инжира. Смоквы были здоровенные, в отличие от мелких римских. Высыпав из подола перед сенаторами эти крупные ягоды, Катон поманил:

Земля, рождающая такие плоды, лежит всего в трех днях морского пути от Рима!..

В это время в Карфагене к власти пришла воинственная демократическая партия. Партия реванша. А Рим, как всегда, колебался. В его идейном конфликте Древности и Модерна Отцы были еще слишком сильны, а Дети - не слишком влиятельны, хотя и многочисленны. Но Карфаген сам подтолкнул войну.

Когда Рим уже склонился к тому, чтобы решить спор между Карфагеном и Мисиниссой в пользу не дружбы, но справедливости, когда римское посольство вновь появилось в Карфагене и намекнуло карфагенскому парламенту, что они утрясут вопрос с Масиниссой, когда карфагенский сенат начал колебаться… Вот тогда с места вскочили карфагенские депутаты от демократов и обрушились с пламенной ура-патриотической речью на римских послов. Карфагеняне, как мы помним, люди сверхэмоциональные, неврастенические даже. Речь демократов так завела депутатов, что они в патриотическом угаре едва не прибили римских послов. Тем пришлось бежать, чтобы спастись!

Это было оскорбление. И это было еще не все! Подтвердились слухи, что Карфаген спешными темпами строит флот и нанимает армии. Эти спешно набранные армии во главе с Газдрубалом Карфаген бросил на войну с Масиниссой - тем самым формально разорвав мирный договор с Римом, который запрещал Карфагену воевать без римского разрешения.

В Риме была объявлена мобилизация. Она вызвала величайший энтузиазм. Молодежь с радостью записывалась на войну. Давно по-большому не воевали…

Вот тут я сделаю небольшое отступление, а то потом мысль потеряю. Глядя на человеческую историю, можно заметить такую штуку: перерыв в войнах словно бы вызывает у людей и государств некий застой в крови. Очень хочется повоевать!.. Великий XIX век, потрясенный наполеоновскими войнами и гуманизированный успехами науки и литературы, привел просвещенную Европу к мысли о том, что с войнами покончено раз и навсегда. Всего-то чуток прошло, и вот вам, пожалуйста, - две мировой войны, обе - на территории цивилизованной Европы.

Как ошиблась европейская аристократия, предрекавшая конец войнам и наступление эпохи гуманизма! А все потому, что по себе судила о плебсе. Если вы когда-нибудь увидите фотографии европейских городов 1914 года, сделанные сразу после объявления войны, обратите внимание на сияющие лица простых граждан. Война пришла! Полный восторг! Все норовят записаться добровольцами и вернуться домой без ног… Почему так?

В 1939 году Эйнштейн и Фрейд обменялись письмами о том, можно ли искоренить войны. Эйнштейн полагал, что человеку изначально присущ инстинкт разрушения и потому всякая попытка искоренить войны «завершится прискорбным провалом». Фрейд соглашался, он писал, что люди, как и прочие звери, решают проблемы насилием и только мировое государство, которому не с кем воевать, сможет прекратить войны. Ну что тут сказать?..

Эйнштейн был физиком, а не психологом. А Фрейд… По-моему, он чересчур увлекался сексом. Болезненная акцентуация на этой сфере сыграла с ним злую шутку - а как еще можно назвать психоанализ?.. К тому же в позиции Фрейда видно противоречие: если причина войн - лежащая в глубинах подсознания тяга к насилию, то как сможет прекратить военное насилие глобальное государство? Насилие все равно прорвется в той или иной форме. В форме сепаратизма, например, или насильственных преступлений… К тому же во времена, когда жил Фрейд, не было науки этологии. Которая показывает, что отнюдь не все проблемы звери решают насилием. Более того, у животных есть масса программ, направленных на снижение внутривидового насилия… А если бы Фрейд и Эйнштейн обратились к экономистам, те расписали бы во всех подробностях, что в основе войн лежат человеческая выгода и жадность. Известная точка зрения, которая тоже имеет право на существование. В самом деле, пограбить соседей - разве это не причина для войны? Воин и разбойник - одно и тоже. Особенно в древности…

Однако многие современные исследователи считают, что причины войн не столько экономические, сколько психологические. Война позволяет людям получить то, чего им недостает в обыденной жизни, а также проявить свои лучшие качества. Аффилиация, настоящая дружба и взаимопомощь, героизм, осмысленность и наполненность существования, накал чувств и эмоций - вот что дает война. В обмен на жизнь, правда. И этим она напоминает наркотик. На войне все просто и резко очерчено: там враг - здесь друг. Именно поэтому примитивно организованным людям (крестьянам по духу) война так нравится. Да и терять особо крестьянам нечего, кроме своих скучных цепей…

Так было две тысячи лет назад. Так было еще совсем недавно - век назад. И только в сегодняшней Европе объявление войны уже не вызовет радости и энтузиазма. Люди стали совсем другие. Попритухли как-то. Средний класс появился, стиральные машины, кондиционеры, телевидение… Внешнее благополучие и спокойствие вышло на первый план. Развлечений теперь столько, что никакая война не нужна. А что касаемо наполненности жизни, аффилиации… Аффилиация, кстати, - это потребность действовать группой, коллективом, сообща, стадом. Мы же стадные животные!.. Потребность в единении с себе подобными ныне, по счастью, здорово подразмыта индивидуализмом. Что же касается смысла жизни, то есть психологической наполненности существования, то ныне жизнь наполняется погоней за разными интересными вещами и удовольствиями.

И слава богу, я считаю. Лучше быть бездуховными (в терминах ортодоксов), чем воевать.

Что же и почему изменилось за последние сто лет в людях? А всего-то ничего: просто почти на всей планете завершился процесс урбанизации. Деревня практически растворилась, исчезла (лишь 4 % самодеятельного населения в развитых странах сегодня работают в сельском хозяйстве). Возник Глобальный Город. Горожане 1914 года были, как правило, людьми городскими только в первом поколении. То есть по духу деревенскими. Да и вообще дух Деревни царил среди европейского плебса до середины XX века. Мы же помним, города-миллионники появились только в начале XX века. А Цивилизация, Современность, Модерн - это не просто город, это в первую очередь мегаполис… Гитлер, идя к власти, апеллировал к пасторальным, деревенским ценностям, традициям предков, духу отцов… И его очень поддерживали. Сейчас такой номер может прокатить только в странах, где урбанизация либо в самом разгаре, либо в начале. Там возможны тоталитарные режимы, восторг от войны, общие на всю народную массу идеологемы.

Современный горожанин устроен гораздо сложнее деревенского парня. Он уже не делит мир на своих и чужих, плохих парней и хороших, черное и белое. Он понимает, что добро и зло относительны, что нужно быть терпимым и толерантным к людской инаковости. (А иначе при такой скученности в городе просто не выжить: мегаполис - великий уравнитель и великий примиритель.) Горожанин для себя уже принял, что лучше компьютерная война, чем обычная, поскольку во время компьютерной войны можно есть пиццу, принесенную прямо на дом, и не рискуешь потерей конечностей, а то и самой жизни.

Но что же делать в современном мире природным Героям? Еще встречающийся даже в западном мире психотип Героя (я бы даже сказал, фенотип Героя) сегодня реализует свои внутренние потенции в наемной армии, командном спорте, уголовном мире, органах правопорядка. Блатной романтик, благородный рыцарь, храбрый солдат - это ведь все один и тот же человеческий психотип. Формы реализации разные.

Римская молодежь охотно записывалась на войну… Однако пройдет пара-тройка сотен лет, и на излете империи римская молодежь начнет бегать от армии. Как сейчас это происходит в России. Как это было в Штатах во время непопулярной вьетнамской войны… Но на Третью Пуническую войско римляне набрали быстро.

Тем временем старенький Масинисса разбил Газдрубала. Карфагеняне, как это у них водится, решили казнить Газдрубала за проигрыш сражения, но Газдрубал сбежал, сколотил банду и стал грабить окрестности. А карфагеняне пришли в ужас: война Риму объявлена, а войска нет. Карфагенские послы опять отправились в Рим, рвали волосы, выли, дико извинялись, катались по земле… Вся программа.

Военного столкновения между Римом и Карфагеном еще не случилось, но Карфаген уже объявил о полной и безоговорочной капитуляции. Однако в римском сенате уже возобладали погромные настроения: Карфаген решено было разрушить. Разрушить город - обезглавить цивилизацию. Римляне это понимали и даже не решились сказать об этом послам. Но карфагенские послы сами обратили внимание на некую странность в поведении римлян. Те, как и прежде, обещали оставить карфагенянам свободу, самоуправление, имущество и территорию, но за всю их речь ни разу не было произнесено слово «город». А вне судьбы Города всякие речи о сохранении цивилизации - пустой звук.

История донесла до нас имена двух римских консулов, которые высадились в Африке с экспедиционным корпусом в 149 году до нашей эры - Марций Цензорин и Маний Манилин. Именно этим двум людям было суждено сообщить пунийцам страшную весть: их самих решено оставить в живых, а их цивилизацию - нет.

Консулы, расположившись с войском у стен Карфагена, выдавали карфагенянам информацию порционно. Сначала они потребовали 300 заложников из числа карфагенской знати. На следующий день велели выдать все оружие, сдать свежеотстроенный флот и катапульты. Карфагеняне стали было возражать, говоря, что в окрестностях рыщут банды Газдрубала, но римляне ответили, что отныне охрана внутреннего порядка - их дело.

Карфагеняне разоружились - они вывезли из города и сдали более 200 000 комплектов пехотного вооружения и 2000 катапульт. (Как выяснилось позже, схитрили пунийцы - сдали не все.)

И только после этого римские консулы выдвинули главное требование. Далось это им чисто по-человечески нелегко. Они понимали, что делают. Одно дело - выиграть сражение и уложить сто тысяч человек народу - бабы еще нарожают. И другое дело - уничтожить цивилизацию, то есть накопленное сотнями лет и десятками поколений.

Карфагенские послы шли к римским консулам через строй блистающих железом легионеров. В полной тишине. Консулы сидели на возвышении, которое было предусмотрительно отделено от послов веревкой - чтобы сразу не подходили близко. Все было необычно в этот день. Но главное, необычны были лица римских консулов - гордые римляне выглядели подавленными. Консулы переглянулись.

Вот опять история через тысячелетия донесла до нас мимолетную деталь, ярко осветившую момент. Консулы переглянулись. Не зная, кому из них придется высказать сейчас карфагенянам эту тяжелую весть…

Заговорил Цензорин. Вначале он попросил пунийцев мужественно выслушать последнюю волю сената. И лишь затем объявил: жители должны уйти из Карфагена, они могут выбрать себе любое место для поселения, но не ближе 80 стадий (15 километров) от Карфагена. А Карфаген будет разрушен.

Поначалу пунийские послы повели себя обычным образом. Они выли, катались по земле, царапали лица ногтями. Единственное отличие - послы поносили римлян самыми грязными ругательствами, так что консулы даже подумали, будто пуницы делают это специально, чтобы разгневать римлян и заставить их убить послов - и тем самым навлечь на римлян несмываемое бесчестье.

Но не таковы римляне. Сжав желваки, консулы терпеливо переносили самые страшные оскорбления. Не двигались и солдаты. Все они стали свидетелями исторического момента, накал которого пережил тысячелетия…

И вдруг все изменилось: поведение пунийцев более не напоминало поведения пунийцев. Карфагенские послы молча застыли на земле и долго лежали так недвижно. А потом встали и заплакали. Просто нормально, по-человечески, заплакали.

И настолько это было необычно для римлян, привыкших к показной гипертрофии чувств, настолько горько пунийцы плакали, что римских консулов тоже пробило - на их глазах заблестели слезы. Римляне были по-крестьянски сочувствующим народом. Увидев их слезы, пунийцы заголосили с новой силой. Будучи людьми более чувственными, нежели думающими, они решили, что человеческое сочувствие к их горю не позволит римлянам погубить великий город. Но они ошиблись. Это пунийцы могли в гневе растерзать, а через пять минут прослезиться и простить приговоренного. Ау римлян превыше чувств стоял долг.

Поэтому от того же Цензорина пунийцы услышали, что он ничего не может поделать, все разговоры вообще бессмысленны, потому что у него есть приказ сената. А далее он произнес весьма показательную речь. Из которой внимательный читатель может сделать интересные выводы.

Суть его речи сводилась к следующему. Мы разрушаем Карфаген для вашей же пользы, карфагеняне, ибо условия проживания в этом городе сформировали у вас такое мироощущение, такой поганый менталитет, который не позволяет вам спокойно жить. Вы все время идете вразнос! Вы хотели захватить Сицилию и потеряли Сицилию. Вы захватили Иберию и потеряли Иберию. Потеряли в первую очередь не потому, что проиграли войну нам, римлянам, а потому, что не смогли наладить нормальных взаимоотношений с местной элитой. А наладить отношения, в свою очередь, вам помешала ваша, блин, восточная спесь, дурной характер, который вы передаете своим детям из поколения в поколение. Еще один огромный минус - вы недоговороспособны!.. А воспроизводит этот характер, эту вашу внутреннюю культурную гнильцу, ваш мегаполис. Конечно, Карфаген - великий город и страшно жаль его, но…

…Да, это была не физическая, это была ментальная зачистка местности. Полное форматирование диска. Далее я приведу речь консулов более близко к тексту.

Самая лучшая жизнь, - начали уже открыто внушать карфагенянам свои ценности римляне, - есть жизнь не на море, а на суше, жизнь сельская, а не торгово-пиратская морская! Да, конечно, сельское хозяйство менее выгодно, чем торговля, но и в голове от него штормит меньше. Город на море - тот же корабль, который постоянно качает военно-политически. А город в глубине материка - надежная опора, символ устойчивости.

…Прямо-таки любимые дугинско-хаусхоферовские пассажи о различии континентальных и морских цивилизаций!..

А еще чувствуется отголосок внутриримской борьбы между Новым и Старым. Такое ощущение, что Цензорин убеждает не карфагенских послов, а своих более молодых эллинизированных соотечественников, ориентированных не на традиционные крестьянские ценности, а на заморскую культуру.

И не говорите, что вами движет забота о ваших святилищах, кладбищах, алтарях - продолжил Цензорин свое обращение к карфагенянам. - Кладбища ваши, где были, там и останутся - под землей, алтари и храмы построите на новом месте. И эти новые храмы вскоре станут для вас родными. Не в храмах дело. Мы пришли уничтожить другое!

Именно. Старый Рим пришел уничтожить в Карфагене не только чуждую коварную ментальность, но и то, чего не мог уже уничтожить внутри себя - отход от традиционной крестьянской самобытности, поворот к морской торговле и широкому культурному обмену.

Мы даем вам шанс начать с чистого листа, - примерно так завершил свою речь Цензорин. - Мы обещали, что Карфаген будет автономной провинцией Рима. И мы не обманули, поскольку считаем Карфагеном не город, а вас.

Красивый пассаж. А главное, верный, хоть и хитрый. Верный, потому что не мертвые стены Карфагена, а живые люди есть носители ментальности и идентичности, навыков, знаний, привычек… А хитрый потому, что, разрушив инфраструктуру, выковыряв мягкое тельце цивилизации из раковины города, римляне выбросили его в открытое поле, где оно иссохнет и неминуемо будет рассеяно ветром.

Цивилизация - это коралловое дерево. Миллионы мягких мелких полипов рождаются, живут и умирают незамеченными, оставляя после себя крохотный, почти невидимый глазу известковый кирпичик. А из этих кирпичиков складываются огромные известковые коралловые рифы. Исчезни вдруг полипы - останется мертвый коралловый риф. Или, в нашем измерении, пустые городские стены, которые заметет песок или одолеют джунгли. А если вдруг исчезнет «коралловый риф» в виде великих построек цивилизации, которые являются хранилищами культуры, мелким неутомимым человеческим полипам придется начинать строительство с нуля. Если вы хотя бы день работали над документом в компьютере, а потом из-за сбоя в системе всю дневную работу потеряли, на одну миллионную долю вы прочувствуете, что я хочу сказать.

Цивилизация - вот что главное. Она главнее нашей животности, нашего гедонизма, наших чувств, наших любовей, привязанностей, страданий… Помню, когда мой сын был еще маленьким и только-только постигал жизнь, все привычное взрослым казалось ему удивительным. Однажды притихший трех - или четырехлетний мальчик долго молча смотрел в окно автомобиля на Москву, после чего сказал маме:

Нет, нуты представляешь, сколько всего нужно, чтобы построить город! Столбы-ы, провода-а всякие, стекло, чтобы окна делать, кирпичи, урны из железа…

Оглянитесь вокруг и удивитесь вместе с трехлетним ребенком - сколько всего нужно, чтобы построить город!..

Априорная ценность цивилизации интуитивно понятна каждому. Любимый герой американских блокбастеров - одиночка, спасающий мир. Почему такое разнесение по масштабу - одинокий человеческий полип, вклад которого в общее дело построения «коралла цивилизации» практически незаметен, и - целая цивилизация? Может ли она зависеть от героизма и решений одного человека? Разве что теоретически. История знает массу примеров, когда гениальные одиночки меняли пути развития своих цивилизаций, но чтобы само существование цивилизации зависело от воли одиночки… Не припоминаю. И вряд ли так будет. Отчего же современным искусством так любима эта тема - один человечек, спасающий мир от коварных пришельцев или дьявола, грозящего уничтожить все сущее?

Дело, мне кажется, не только в склонности искусства (тем более массового) к преувеличениям. А в том, что человечество подобным сравнением несравнимых масштабов раз за разом напоминает себе о том великом здании, которое построено им за тысячи лет. И о тех ценностях, которые оказались слегка подразмытыми гедонистическим индивидуализмом Городской Современности - о коллективных ценностях, берущих свое начало… нет, даже не в крестьянском и не в племенном укладе. А в стаде.

Уж простите меня за это словосочетание «коллективные ценности»… Хотел написать «всеобщие», но осознанно подставился под удар и употребил выражение, которое многим напомнит о нацизме, расизме, коммунизме… да, это все варианты коллективных ценностей. Я бы их назвал ценностями корпоративными. Сейчас лучшими людьми глобализированных элит все более осознается тот факт, что любые корпоративные идентичности и ценности должны уступить место макроколлективной, сверхкорпоративной, общепланетарной ценности - я бы назвал ее цивилизационной идентичностью. Впрочем, об этом мы еще поговорим в своем месте, а пока вернемся к несчастным пунийцам. Они страдают…

Экспрессивные пунийцы ждали послов в большом нетерпении, иные даже забрались на стены и стояли там несколько часов в ожидании, когда же покажется посольство. Как дети. И вот посольство показалось…

После оглашения римского решения город взвыл. В свойственной их ментальности манере пунийцы начали рвать на части послов, принесших дурную весть, городских старейшин, подписавших капитуляцию, случайных прохожих. Не меньше мужчин в этих погромах усердствовали и женщины.

Римляне не мешали. Они понимали, что сейчас происходит в душах пунийцев. У римлян была своя история, свои архивы, свои победы, свои легенды. В их архивах хранились записи о сотнях лет родной истории, они могли точно назвать имя двух консулов в любой год существования Рима, имена полководцев, имена героев. У них были тысячи книг. Они помнили перипетии партийной борьбы, когда и кем был покорен и присоединен к Риму тот или иной город, та или иная область. Они гордились своими обычаями, славными делами, храмами, предками и детьми. Они имели за плечами то, что делало каждого римлянина больше, чем отдельно взятым человеком - великую историю. Поколения предков смотрели на них. Причем смотрели почти буквально! В Древнем Риме существовал такой обычай: на похоронах уважаемого человека гости и родственники надевали на лица маски славных предков усопшего (эти маски хранились в доме покойного на почетном месте - рядом с трофеями, внимательный читатель должен это помнить). И так шли за гробом. Сыновья и внуки усопшего патриция в буквальном смысле видели, как их отца и деда провожают в мир теней его не менее славные предки. Когда-нибудь так же похоронят и их. А потом так же будут хоронить своих потомков они сами - уже в виде масок, надетых на лица потомков.

Цепь поколений. И в этой цепи нужно было оказаться достойным своих предков.

Римляне понимали: великая история, великие предки и великие подвиги есть и у карфагенян. А вот теперь ничего больше не будет. История цивилизации умрет вместе с городом, его архивами, его зданиями, его площадями и улочками, к которым были привязаны живой нитью разные памятные события. Взять хотя бы колонну Ганнона, погибшую в разрушенном Карфагене… Великий пунийский мореплаватель Ганнон за столетия до описываемых событий совершил беспримерное плавание вдоль западных берегов Африки, он дошел почти до территории современного Камеруна. Позже, через 2000 лет этот его подвиг смогли повторить португальцы на более современных кораблях - каравеллах. Много интересного видел Ганнон… Впечатленные его подвигом соотечественники поставили в Карфагене памятную колонну, на которой был целиком высечен судовой журнал этого великого путешествия. И любой взрослый пуниец мог объяснить любому карфагенскому мальчишке, для чего тут стоит эта колонна и что на ней написано. А к чему подходить мальчику вне города? Чем интересоваться? Волами да козами?

Поэтому римляне не торопились. Они дали городу выплакаться. И просчитались. Пожалуй, в первый раз карфагеняне поступили мужественно - они решили защищаться. Сами. Без наемников. Как организм, который перед смертью вдруг на время преображается, зажигая на щеках румянец, город преобразился. Пунийцы даже не были похожи на пунийцев в этот момент - ими овладела чисто римская жажда деятельности, великий порыв объял всех. В критический момент они вдруг вспомнили, что они едины, собрались и начали готовиться к обороне.

Пока римляне думали, что карфагеняне хоронят свою память, карфагеняне доставали удачно «недосданное» пехотное вооружение, карфагенские женщины отрезали свои длинные черные волосы и заплетали их в веревки, чтобы делать приводы катапульт, которые сколачивали мужчины. К разбойничающему в окрестностях Газдрубалу был спешно выслан посыльный, он передал полководцу следующее известие: приговор о его смертной казни (за проигрыш Масиниссе) признан несколько поспешным, а сам Газдрубал реабилитирован и назначен командующим обороной города с момента ознакомления с депешей. И когда римляне подошли наконец к городским стенам, их встретили запертые ворота и готовый умереть, но не сдаться город.

Город не сдавался три года. Пока, наконец, его не взял штурмом Публий Корнелий Сципион. Младший.

Я не буду углубляться в генеалогические тонкости, скажу лишь, что Сципион Эмилиан Младший был неродным внуком Сципиона Старшего (его усыновил сын Сципиона Старшего). Но по своим иделогическим воззрениям, некоторым личностным характеристикам и даже вехам в биографии Младший Сципион очень напоминал Старшего. Он тоже был благородным человеком, всегда держал данное слово. Он тоже начал свою военную карьеру в Испании (ох уж эта Испания!). Он также увлекался греческим искусством и наукой. Его также выбрали консулом в нарушение закона - по прямому требованию народа. Он тоже был гуманистом. У Сципиона Старшего лучшего друга звали Гай Лелий. И лучшего друга Сципиона Младшего тоже звали Гай Лелий! Наконец, он был столь же великим полководцем, как и его великий предок. Про него говорили, будто дух Сципиона Великого переселился в младшего Сципиона. Девяностолетний старик Масинисса прослезился, когда увидел Сципиона Младшего. И обнял его, сказав, что вновь увидел того, чье имя освещало и согревало его всю его жизнь. Много мистического было в совпадении судеб этих двух людей…

В общем, как только Сципион прибыл в Африку в качестве консула, затянувшаяся осада пошла веселее. И вскоре Карфаген был взят. Брали его страшно.

Вот как описывает картину штурма древний историк Аппиан: «Все было полно стонов, плача, криков и всевозможных страданий, так как одних убивали в рукопашном бою, других, еще живых, сбрасывали с крыш на землю, причем иные падали прямо на поднятые копья, всякого рода пики или мечи. Но никто ничего не поджигал из-за находившихся на крышах, пока к Бирсе не подошел Сципион».

Бирса - это внутренний кремль Карфагена, его историческая часть - первая крепость, вокруг которой позже развернулся великий город. Сципион велел поджечь три узкие улицы и сокрушить все строения, чтобы дать проход войскам и тяжелой технике (катапультам и пр.).

Аппиан: «…Огонь сжигал все и перекидывался с дома на дом, а воины не разбирали дома понемногу, но, навалившись всей силой, валили их целиком. От этого происходил… грохот, вместе с камнями падали на середину улицы и мертвые, и живые, большей частью старики, женщины и дети, которые укрывались в потайных местах домов; одни из них раненые, другие полуобожженные испускали отчаянные крики… Но это не было для них концом мучений: воины, расчищавшие улицы от камней, топорами, секирами и крючьями убирали упавшее и освобождали дорогу для проходящих войск; остриями крючьев они перебрасывали и мертвых, и еще живых в ямы, таща их, как бревна и камни, или переворачивая их железными орудиями - человеческое тело было мусором, наполнявшим рвы. Одни падали вниз головой, и их члены, высовывающиеся из земли, еще долго корчились в судорогах; другие падали ногами вниз, и головы их торчали над землею, так что лошади, пробегая, разбивали им лица и черепа, не потому, что так хотели всадники, но вследствие спешки, так же как и убиральщики камней делали это не по доброй воле; но трудность войны и ожидание близкой победы, спешка в передвижении войск, крики глашатаев, шум от трубных сигналов, трибуны и центурионы, сменявшие друг друга и быстро проходившие мимо, все это вследствие спешки делало всех безумными и равнодушными к тому, что они видели. В таких трудах прошло шесть дней и шесть ночей, причем римское войско постоянно сменялось. Чтобы не устать от бессонницы, трудов, избиения и ужасных зрелищ…» Неприятное зрелище. А что вы хотите - война…

Взявший Карфаген Сципион знал, что уготовано городу. И, тем не менее, словно надеясь на чудо, отбил в Рим депешу: «Город взят. Жду ваших распоряжений». Но прибывшая из Рима сенатская комиссия подтвердила прежнее решение - разрушить до основания!.. Город разрушили, а по месту, где он находился, символически провели плугом, да еще посыпали пепелище солью - чтобы ничего не выросло.

Кончилось вековое противостояние двух античностей - Экстатической и Сдержанной. Исчез самый страшный меч, которого мог опасаться Рим. Нужно было радоваться. А что же Сципион?

Глядя на разрушаемый Карфаген, Сципион, к удивлению его друга Полибия, заплакал. И процитировал Гомера:

Будет день, и погибнет Великая Троя,

И Приам, и народ копьеносца Приама.

Представьте себе эту картину. Великий полководец, воин, только что взявший вражеский город, не плакавший от зрелища раскалываемых копытами человеческих голов, сейчас вдруг не может сдержать слез и цитирует классику. О чем его плач?

Не жизни жаль с томительным дыханьем -

Что жизнь и смерть?.. А жаль того огня,

Что просиял над целым мирозданьем…

Это был плач цивилизатора по гибнущей цивилизации. Сципион понимал, что сейчас на его глазах гибнет нечто большее, чем люди - гибнет труд, страдания, открытия, прозрения и мучения десятков поколений. Гибнет великая культура.

Да. Я знаю, я повторяюсь. Но как еще описать читателю то, что так трудно поддается описанию и легко пониманию - цивилизацию.

…Фильм «Атилла» я смотрел с женой и ребенком (тем, который в малолетстве поражался трудам, которые нужны для возведения города). Голливудский блокбастер рассказывает о буднях умирающей римской империи. Империи, уже разделенной на Западную и Восточную, уже изрядно потрепанной варварами и собственными тиранами-императорами. И тем не менее из последних сил сопротивляющейся очередному варварскому вождю - Атилле.

Римский полководец, противостоявший тогда Атилле - Флавий Аэций (по фильму почему-то Флавий Этий) пожертвовал самым дорогим, что у него было - своей дочерью - чтобы спасти Рим. …Не жизни жаль…

В одном из эпизодов он пытается объяснить своему императору с лицом законченного идиота, что такое римская цивилизация:

Валентиниан, скажи мне, что такое Рим?

Рим - это великий город, - хлопая глазами, отвечает полудурок, приоткрыв рот и едва не пуская слюну.

Рим - это огонь, золотое пламя власти, величия! Красота, знания… Тысячу лет он светит всему миру. Выйди на улицу, оглянись - Колизей, сенат, Форум, театры, рынки… Акведук, который несет сюда воду, чтобы мы жили как цивилизованные люди. Оглянись!..

Разумеется, - кивает, стараясь понять Валентиниан. - Ты говоришь, что Рим очень богат, и мы должны сохранить все это. Ведь так? Так?

Вот именно, - тяжело вздыхая, соглашается Этий, поняв, что по-другому этому баклану ничего объяснить невозможно.

Ну а как еще объяснить, что такое цивилизация? Делаю последнюю попытку…

Степень цивилизованности характеризуется уровнем организации социальной системы, уровнем ее стратификации, специализации членов общества, паутиной сложнейших связей между людьми… Цивилизация - это накопленные многими поколениями знания. О том, что тело, погруженное в воду, вытесняет свой объем, а производная «икс квадрат» равна «два икс»; о том, как делать пурпур из морских раковин багрянок; о периодичности солнечных затмений; о печальной судьбе народа копьеносца Приама… Цивилизация - это то, что люди научились делать за тысячи лет, передавая знания из поколения в поколение. Чем больше знаний, тем выше цивилизация. И тем больше ее жалко. Еще бы: сотни поколений - псу под хвост. … А жаль того огня…

Эта жалость еще сыграет в истории мира свою неоднозначную роль…

Катон не дожил до осуществления своей идеи, гвоздем засевшей в головах римлян, - Карфаген был разрушен уже без него. А цель, с которой я рассказал вам всю эту печальную историю, проста и незамысловата - оплакав убиенный Карфаген, читатель должен подпереть кулаком подбородок и задуматься о дальнейшей судьбе Рима. В этом ему поможет третий эпиграф к данной части книги.

в Избранное в Избранном из Избранного 0

Доброго времени суток, коллеги. Сегодня я публикую 10-ю и заключительную часть своего исторического цикла статей о Карфагене, его основании, взлете и падении под пятой Рима. В дальнейшем планируются различные диванно-аналитические статьи на эту тему, а также публикация собственно альтернативы, связанной с Карфагеном. Как и последние разы, материал публикуется без вступления.

Реванш побежденных

Один из рисунков Карфагена с высоты птичьего полета. Верно передан Котон и радиальная планировка Старого города, однако размеры города сильно преуменьшены, отсутствуют городские стены и Мегара (предместья) как таковая.

После поражения во Второй Пунической войне прошло 20 лет, а Карфаген тем временем преобразился. Его главным источником доходов всегда была не прямая эксплуатация территорий, а торговля – но теперь, без имперских амбиций и огромных расходов на вооруженные силы, прибыли город получал колоссальные. Непомерную по меркам того времени контрибуцию, которую следовало выплачивать в течение 50 лет, Карфаген предложил выплатить Риму досрочно уже спустя 10 лет после окончания войны – римляне, тем не менее, отказались . Значительно укреплялось и сельское хозяйство – используя, вероятно, самую совершенную научную базу того времени, карфагеняне принялись возделывать земли Африки, и те стали давать огромные урожаи. Через год после окончания Второй Пунической войны Карфаген поставил римской армии 400 тысяч бушелей зерна; в 191 году до н.э. римляне, воюя с Антиохом Селевкидом, получили в дар от карфагенян 500 тысяч бушелей зерна и 500 тысяч бушелей ячменя, при этом продолжая активно торговать этими же товарами. А в 171 году римская армия получила уже 1 миллион бушелей карфагенского зерна и 500 тысяч бушелей карфагенского ячменя. При этом надо заметить, что пока Карфаген перестраивал экономику и богател, Рим вел изнурительные войны с эллинистическим миром – признаком напряжения сил служит то, что армия получала жалование бронзовыми монетами, изредка – серебряными, и вовсе не видела монет золотых. Еще одним признаком расцвета города служит постройка Котона – обширной торговой гавани, при сооружении которой требовался значительный объем инженерных работ.

Но карфагеняне в это время жили отнюдь не мирно. Им досаждал Массинисса – тот самый, который помог Сципиону разбить Ганнибала при Заме. Пользуясь тем, что фактически за Карфаген решали римляне, все еще враждебные в его отношении, Массинисса начал постепенно занимать плодородные земли карфагенян. При этом им активно использовался миф о коварной покупке земли Элиссой, которая хитростью за бесценок приобрела значительные территории . Заняв очередную часть плодородных территорий, нумидийский царь отсылал посланников в Рим, туда же отправлялись и карфагенские послы с жалобами на нумидийцев. Однако Сенат всегда занимал сторону нумидийцев – в результате чего территории Карфагенского государства уменьшались и без проигранных войн. К тому же у Карфагена и близко не оставалось друзей – римляне в это время на полную раскручивали собственный героизм и величие, и карфагеняне, которые смогли пошатнуть сам Рим, виделись силами зла, от которых надо избавиться. Это отношение стало прямым развитием некогда популярных среди греков идей об их исключительности и угрозах варваров, к которым несомненно принадлежал и Карфаген – однако даже в самых потаенных мечтах греки не собирались разрушать один из крупнейших городов Западного Средиземноморья, а римлянам такое в голову приходило еще в ходе Второй Пунической войны. В это время также сформировался окончательный стереотип о пунийцах как о людях коварных и жестоких, не достойных жить в цивилизованном обществе. Нумидийцы же не имели никаких личных конфликтов с карфагенянами – однако имелся конфликт территориальный, чего вполне хватало. Даже подконтрольные ливийцы нет-нет, да поднимали мятежи – в результате Карфаген становился наглядным примером того, что деньги еще не все: несмотря на улучшение благосостояния города, его положение становилось все более шатким. После Третьей Македонской войны в Риме уже в открытую обсуждали вопросы об «окончательном решении вопроса Карфагена».

Марк Порций Катон Старший. Наличие процветающего Карфагена огорчает его, как, впрочем, и многое другое.

В 162 году до н.э. Массинисса захватил плодородные области Малого Сирта. При этом он проявил еще больше наглости, чем обычно, и заявил свои права на карфагенские фактории у побережья, которые были хорошо защищены и не могли достаться ему без значительных военных усилий. Римляне вновь приняли его сторону – и помимо территорий и факторий карфагеняне были еще и обязаны выплатить нумидийцам контрибуцию в размере 500 талантов. От такого поворота событий в Карфагене окончательно утвердились антиримские и антинумидийские настроения – не было никаких гарантий, что таким же образом нумидийцам не достанется и сам город. Через десять лет история повторилась, причем в посольстве римлян, которое должно было рассудить обе стороны, присутствовал Катон Старший, яростно ненавидевший карфагенян – и вид процветающего богатого города с многочисленным населением окончательно убедил его в том, что Карфаген должен быть разрушен. Тем не менее, в Сенате он не получил однозначной поддержки – его главным оппонентом и защитником Карфагена стал Сципион Назика, зять Сципиона Африканского, победителя Второй Пунической войны. Впрочем, Сенат мог сколь угодно ломать копья в политических баталиях, пытаясь решить вопрос Карфагена, однако единственное, что пока останавливало римлян от войны – это отсутствие достойного повода .

Но повод карфагеняне Риму предоставили. В городе возобладало мнение, что за собственные интересы придется бороться своими силами, после чего была собрана армия, и началась война, шедшая с переменным успехом до того момента, как карфагенский полководец Гасдрубал Боэтарх не дал окружить свою армию нумидийцам. Как результат – список проигранных сухопутных битв Карфагена пополнился еще одним пунктом, сам Гасдрубал едва спасся, укрывшись в Карфагене. Массинисса вновь расширил свои владения, а Карфаген ждали разборки – ведь они нарушили условия мирного договора 201 года. Произошло это в исключительно выгодное для Рима время, когда он не вел никаких войн и мог бросить против карфагенян все свои силы. В результате, когда для разбирательств в Карфаген была отправлена комиссия, римляне уже собирали армию. Карфагеняне пытались убедить римлян в своей покорности, изгнав инициаторов войны с нумидийцами и приговорив к смерти Гасдрубала, однако и это не помогло. Катон тем временем всячески подстегивал сенаторов, приводя примеры нарушений договоров со стороны карфагенян, обвиняя их в лицемерии, двуличности, коварстве и предательстве . Тем временем с Карфагеном постепенно начали заключать договор. Первым его условием была выдача в заложники 300 детей знатных семей, что карфагеняне сделали с готовностью. После прибытия римской армии (80 тысяч пеших и 4 тысячи конных) в Утику с Сицилии от карфагенян потребовали выдать все оружие и метательные машины, которые есть у них в наличии – и они выполнили и это требование, передав римлянам 20 тысяч комплектов тяжелых доспехов и оружия, а также 4 тысячи метательных машин различных размеров и мощностей. И только после всего этого римлянами было озвучено последнее требование – переселиться всем жителям вглубь Африки на расстояние не менее 16 км от берега, разрушив при этом Карфаген. Для города, живущего морской торговлей, это был смертный приговор. Никакие мольбы послов не делать этого на римлян не подействовали – даже обвинения в коварстве в переговорах были отметены . Старейшины, которые вели переговоры, вернулись в город и объявили об указе римлян – однако народ отказался подчиниться и убил посланников. Выбирая между медленным вымиранием и гибелью в бою, карфагеняне выбрали второе.

Агония

Карта обороны Карфагена

Пока лидеры Карфагена всячески пытались выиграть время, в город вернулся Гасдрубал Боэтарх, под его руководством началась подготовка к осаде. Весь город трудился над созданием оружия, укреплений, брони. Рабов отпустили, дабы те сражались вместе со своими бывшими хозяевами за город. Женщины обрезали свои волосы, отдавая их на постройку метательных машин. Все золото, которое только могли найти, отдали торговцам, на которых теперь ложилась обязанность снабжать город провизией – при этом их корабли становились фактически блокадопрорывателями, так как в море находился римский флот. Этот единый порыв делал честь карфагенянам, и он же спас их от быстрой гибели – римляне при попытке завладеть городом встретили сопротивление, а капитальный штурм закончился полным провалом. Союзные города Карфагена вроде Утики переметнулись на сторону римлян – однако и это не сломило дух осажденных. Гасдрубал с частью войск покинул город и действовал в тылах римлян, постоянно напоминая о своем существовании набегами и рейдами.

А сама осада затягивалась. В 147 году римляне вновь решились на решающий штурм, однако и тот закончился полным провалом, консул Люций Гостилий Манцин, командовавший штурмом, едва не попал в плен, будучи спасенным отрядом молодого Сципиона Эмилиана. Последний после этого стал командующим армией в Африке – Сенат был сильно недоволен затянувшейся войной, а приемный внук Сципиона Африканского показал себя достаточно грамотным полководцем, в отличие от остальных. При нем дела римлян пошли на поправку – после завладения предместьями города он вынудил Гасдрубала вернуться в Карфаген, обезопасив таким образом свой тыл, а затем решил полностью закупорить торговый порт города, лишив таким образом карфагенян поддержки извне и пытаясь вызывать голод. Карфагеняне решили прорыть тайный вход в гавань, дабы парировать действия Сципиона – и закончили это делать одновременно с окончанием постройки дамбы. В море был выведен карфагенский флот из легких и наскоро собранных кораблей, однако возможности сильно помешать римлянам не было – корабли не несли достаточное количество десанта. На следующий день разыгралось крупное морское сражение, причем успех скорее сопутствовал карфагенянам, которые легко избегали ударов тяжелых римских пентер, однако при возвращении в гавань многие корабли сели на мель в проходе, после чего были захвачены или потоплены римлянами. После этого карфагенский флот почти не выходил в море .

Между тем дамба Сципиона имела двойное назначение – не только преградить выход из гавани, но и разместить против менее защищенного участка городских стен метательные машины, которые стали закидывать город камнями и горящими горшками. Карфагеняне сделали отчаянную вылазку – ночью, с факелами, голые , они завладели позициями римской артиллерии и сожгли ее. Впрочем, вскоре римляне восстановили эти потери, и обстрелы города возобновились. Карфагеняне были вынуждены покинуть полуразрушенный портовый комплекс, через который римляне могли легко попасть в сам город. В самом городе положение складывалось катастрофические – бушевали эпидемии, мертвых зачастую даже не хоронили, запасы еды заканчивались. Добавлял проблем и сам Гасдрубал, которого карфагеняне объявили диктатором – и он стал с особой жестокостью расправляться со своими политическими врагами. Вдобавок он, похоже, пытался поднять боевой дух города пытками пленных – что возымело иной эффект: при штурме римляне не собирались оставлять кого-то в живых. В конце концов, весной 146 года до н.э. римляне пошли на штурм, воспользовавшись покинутым портовым комплексом.

Карфаген разрушен

Уличные бои за Карфаген, легионеры Сципиона наступают по крышам, убивая всех на своем пути

Карфаген выдерживал осаду почти три года, до весны 146 года, когда римский командующий Сципион Эмилиан все-таки завладел исстрадавшимся и обессилевшим городом. Но римлянам было нелегко покорить даже доведенный до полного истощения город. Он располагался на полуострове, образованном песчаниковыми холмами. На северо-востоке и юго-востоке, подобно двум клыкам, в море выдвигались узкие выступы, причем юго-восточный мыс отсекал море и создавал большую лагуну, которая теперь превратилась в Тунисское озеро. Северную часть полуострова защищали крутые песчаниковые скалы, а на южной равнине были возведены крепостные стены, рвы и валы.

Со стороны моря за высоченной стеной укрывались две гавани. Из-за нехватки жизненного пространства карфагенянам пришлось поступиться безопасностью. Если прежде между стеной и ближайшими зданиями ничего не строилось, то за последнее время всю территорию до самой стены заполнили дома. Это позволяло римлянам поджигать их и помогало во время штурма. Хотя сами стены были почти неприступными: они сооружались из огромных песчаниковых блоков весом более 13 тонн. Блоки облицовывались белой штукатуркой, не только защищавшей их от непогоды, но и создававшей знаменитый мраморный блеск, которому поражались мореплаватели, подходя к гаваням города.

От гаваней - торговой и военной - оставалось лишь напоминание о былом величии Карфагена как морской державы. Они занимали территорию около 13 гектаров. Для их сооружения вручную было вынуто 235 000 кубических метров породы. Прямоугольная торговая гавань располагала многочисленными причалами и складами, принимавшими товары со всего Средиземноморья. В эллингах круглой военной гавани могли одновременно находиться 170 боевых кораблей. Сейчас причалы и эллинги бездействовали. Римляне блокировали гавани, перегородив вход дамбой.

После того как римляне заперли Карфаген и с материковой стороны, прекратилось поступление продуктов и в городе начался голод. Сохранились материальные свидетельства тяжелой участи его обитателей. В какой-то момент в городе перестали убирать отходы и мусор (кошмар для жителей и благо для археологов). Похоже, убирались только трупы умерших от голода и болезней. При этом никто уже не оплакивал покойников, тела и богатых, и бедных хоронили в общих могилах неподалеку от того места, где они жили.

Защитников города Сципион застал врасплох. Карфагенский командующий Гасдрубал ожидал нападения на торговый порт, но римляне вначале атаковали военную гавань. Отсюда они быстро овладели знаменитой агорой Карфагена, рыночной площадью, где по приказу Сципиона разбили лагерь на ночь. Римские воины, предвкушая победу, занялись грабежом и унесли все золото из храма Аполлона.

Карфаген делился на две взаимосвязанные части. Нижний город представлял собой прямоугольник, заполненный решеткой улиц. По склонам Бирсы улицы располагались радиально. Завладев предместьями на равнине, Сципион подвел свежие войска для штурма цитадели. Солдаты передвигались осторожно, опасаясь засад. Вверх по крутым склонам вели три узкие улицы. На них высились шестиэтажные дома, с крыш которых горожане забрасывали легионеров камнями. Тогда Сципион приказал солдатам брать штурмом каждый дом, подниматься на крыши и ликвидировать метателей камней. Здесь легионеры из досок сооружали мостки и по ним перебирались с одного дома на другой. Свирепые рукопашные схватки теперь завязались не только на улицах, но и на крышах зданий.

Выиграв войну на крышах, Сципион приказал поджечь дома. Дабы облегчить и ускорить продвижение войск на вершину холма, он повелел также очистить улицы от обломков и руин. Сверху на римлян падали не только горящие стропила или брусья, но и тела детей и стариков, укрывавшихся в потайных комнатах зданий. Многие из них, хотя и покалеченные и обожженные, все еще были живы, и душераздирающие крики дополняли гул пожаров и рушившихся домов. Одних раздавила конница, двигавшаяся по улицам на вершину Бирсы, других постигла еще более ужасная смерть: чистильщики улиц железными вилами сбрасывали их в погребальные ямы вместе с трупами.

Так пал Карфаген

Шесть дней и ночей на улицах Карфагена продолжалась бойня, и Сципион постоянно менял свои команды душегубов. На седьмой день к нему пришла делегация карфагенских старейшин с оливковыми ветками из храма Эшмуна и мольбами сохранить жизнь согражданам. Римский полководец внял их просьбам, и в тот же день через узкие ворота в стене отправились в рабство 50 000 мужчин, женщин и детей.

Большинство граждан Карфагена сдались на милость победителя, но Гасдрубал с семьей и девятьюстами римскими перебежчиками, которых Сципион вряд ли простил бы за дезертирство, продолжали упорствовать. Они укрылись в храме Эшмуна и, пользуясь его особым статусом и труднодоступностью, могли продержаться еще какое-то время. Голод, физическое истощение и страх все-таки вынудили их подняться на крышу и там принять добровольную смерть.

Однако Гасдрубал не пожелал разделить участь своих товарищей. Бросив их и семью, он тайком бежал, сдавшись Сципиону. Зрелище полководца, пресмыкающегося у ног злейшего врага, лишь укрепило убежденность уцелевших защитников Карфагена в неизбежности самоубийства. Посылая проклятия Гасдрубалу, они подожгли храм, чтобы погибнуть в огне.

Собственная супруга Гасдрубала, окруженная перепуганными детьми, вынесла ему страшный приговор, осудив на вечный позор: «Мерзавец, предатель, заячья душа, пусть же этот огонь погребет и меня, и детей, а ты, вождь великого Карфагена, украсишь триумф римлянина. Но и тебе не избежать кары того, у чьих ног сидишь» . После этого она убила детей, бросив их тела в огонь, и сама кинулась в пламя.

Так закончилась 700-летняя история Карфагена .

Примечания

1) Вероятно, причина тому тот факт, что определенная часть контрибуции при постепенной выплате расходилась по рукам патрициев, а в случае ее досрочного погашения им бы в целом перепало меньше, чем при ежегодном взносе. Впрочем, это лишь теория.

2) Или просто римляне решили приукрасить историю претензий Массиниссы. По крайней мере, мы можем утверждать, что Элисса купила лишь территорию под сам Карфаген, а вот окрестные плодородные земли приобретались или завоевывались ее наследниками – а значит на них не распространялись условия договора Элиссы и Иарбанта.

3) Хотя с фабрикацией поводов у римлян на тот момент уже, судя по всему, проблем не было. Впрочем, здесь следует понимать неоднородность политической верхушки Рима – и если для фабрикации повода требовалась весьма серьезная причина, то с уже наличным поводом война для римлян становилась почти что неизбежной.

4) Скорее всего это не династическая принадлежность, а воинская должность командира вспомогательных сил (хотя может быть и то, и другое). Также этот человек известен как Гасдрубал Последний.

5) Забавно, что многие из этих обвинений были присущи самим римлянам, в том числе и в последней войне Карфагена.

6) Не мы такие – жизнь такая!

7) Есть и абсолютно иная версия военных действий на море – после завершения копания канала карфагенский флот вышел в море, однако по непонятным причинам лишь прогарцевал перед римлянами, а позднее был легко уничтожен сильнейшим римским флотом. В какую версию верить – дело ваше.

8) По всей видимости, до дамбы они добирались вплавь, потому и отсутствие доспехов и одежды, которая мешала бы плыть и тянула воинов ко дну.

9) Эта часть представляет собой вступление к книге Ричарда Майлза «Карфаген должен быть разрушен». Здесь она использована в качестве эпилога из-за своей литературной удачности и высокого градуса драматизма, достойного падения великого города.

10) В этом же году римляне разрушили древний город Коринф. Для античного мира подобные разрушения, и тем более продажа граждан свободных городов в рабство были чем-то вроде военных преступлений, однако никаких последствий для Рима уже быть не могло – он стал самым сильным государством Средиземноморья, и призвать его к ответу было просто некому (точнее, последний, кому суждено будет призвать Рим к ответу по полной программе, еще не родился).

Вконтакте

« Карфаген должен быть разрушен» (лат. Carthago delenda est, Carthaginem delendam esse) - латинское крылатое выражение, означающее настойчивый призыв к борьбе с врагом или препятствием.

В более широком смысле - постоянное возвращение к одному и тому же вопросу, независимо от общей тематики обсуждения.

Источник фразы

В работе «Жизнь Катона Старшего» древнегреческого биографа Плутарха упоминается, что римский полководец и государственный деятель Катон Старший, непримиримый враг Карфагена, заканчивал все свои речи (вне зависимости от их тематики) в сенате фразой: «Кроме того, я думаю, что Карфаген должен быть разрушен» (Ceterum censeo Carthaginem esse delendam).

Различные формы фразы также встречаются в некоторых других древних источниках.

Историческая подоплёка

Несмотря на успех первой и второй пунических войн, в которых Рим боролся с финикийским городом-государством Карфагеном за господство в Средиземном море, римляне потерпели ряд обидных поражений от Карфагена и боялись его возрождения, что привело к желанию полной победы и отмщения всех потерь.

Кроме того, Карфаген быстро восстанавливался и по-прежнему создавал существенную конкуренцию римской торговле. Это и привело к появлению настойчиво повторяемого клича Carthago delenda est .

В конечном итоге, в результате Третьей Пунической войны полумиллионный город Карфаген был полностью уничтожен, а оставшиеся в живых жители проданы в рабство. Место, где располагался город, было засыпано солью.

В последующем, однако, римляне вновь заселили Карфаген, который стал главным городом римской Африки и одним из крупнейших городов Империи вплоть до арабского завоевания. В настоящее время на противоположной древнему Карфагену стороне бухты расположен Тунис.

Грамматическая форма

Грамматически фраза выражает настойчивую необходимость совершения действия (то есть разрушения Карфагена) с оттенком долженствования, поскольку используется герундив - глагол «разрушать» в форме герундива (delenda ) в сочетании со вспомогательным глаголом «быть» (est, esse ) в форме настоящего времени. Таким образом, в русском варианте перевода «Карфаген должен быть разрушен» отражается лишь долженствование , в то время как необходимость совершения действия исчезает.

Для сравнения, английский вариант перевода (англ. Carthage must be destroyed ) несколько лучше передает суть, поскольку для передачи должностного использован самый сильный из возможных глаголов, подразумевающий, в числе прочего, неотвратимость действия.

В «Словаре иностранных слов» под ред. И. В. Лёхина и проф. Ф. Н. Петрова (изд. 4-е, Москва - 1954) русский вариант перевода выглядел следующим образом: «Кроме того, я думаю, что Карфаген необходимо разрушить».

Дата начала: 150 г. до н.э.

Дата окончания: 149 г. до н.э.

Полезная информация

«Карфаген должен быть разрушен»
лат. Carthago delenda est, Carthaginem delendam esse

«Карфаген должен быть разрушен» (лат. Carthago delenda est) - латинское крылатое выражение, означающее настойчивый призыв к борьбе с врагом или препятствием.

Катон Старший

В конце 150-х годов (по разным версиям, в 153 либо в 152 году до н. э.) Катон отправился в Карфаген в составе посольства для арбитражного разрешения спора между Карфагеном и Нумидией о спорной территории. Включение в состав посольства столь заслуженного сенатора свидетельствовало о важности миссии. Приграничный спор не был улажен (карфагеняне отказались принять посредничество римлян), но послы воочию убедились, что новая, независимая внешняя политика Карфагена, имела серьёзный фундамент в виде восстановленной экономической мощи вражеской столицы. После возвращения в Рим Катон принялся активно лоббировать скорейшее начало войны с Карфагеном до полного разрушения этого города. Самым известным эпизодом этой кампании стала знаменитая фраза «Ceterum censeo Carthaginem esse delendam» («Кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен»), которую он повторял, высказываясь в сенате по любому вопросу. Главным оппонентом Марка по этому вопросу в сенате стал Сципион Назика Коркул, родственник и зять Сципиона Африканского.

В 150 году до н. э. Катон упоминается как авгур, но он наверняка вступил в эту жреческую коллегию раньше. Умер Катон в 149 году до н. э., вскоре после начала Третьей Пунической войны.

Инструкция

Карфаген был богатым городом, построенным на африканском побережье и находившимся на пересечении торговых путей со многими странами. Неудивительно, что с течением времени в его распоряжении оказались огромные богатства, сильный флот и армия. Но недалеко от Карфагена процветало и другое государство - Римская республика, славящееся своей силой, агрессией и захватническими намерениями по отношению к соседям. Два этих могущественных государства не могли долгое время процветать в мире. И хотя они когда-то были союзниками, к 3 веку до нашей эры положение изменилось.

Их противостояние продолжалось более 100 лет и вылилось в три затяжные войны, названные Пуническими. Ни одно сражение на протяжении этих ста лет никак не могло закончиться однозначной победой какой-то одной стороны. И потому волнения вспыхивали с новой силой, как только противникам удавалось залечить раны. Рим стремился к расширению своих границ и усилению влияния по берегам всего Средиземного моря, а Карфагену нужны были свободные пути для торговли своими товарами. У Рима была сильнейшая в мире армия, а у Карфагена - сильнейший флот.

Противостояние Рима и Карфагена неизменно заканчивалось перемириями, которые затем снова нарушались одной из сторон. Горделивый Рим не мог вытерпеть оскорбления, когда Карфаген в очередной раз нарушил договоренности. К тому же, после, казалось бы, разгромного поражения во второй Пунической войне город на удивление быстро восстанавливался и приобретал прежние силу и величие. Ставшая привычной к этому времени в римском сенате поговорка «Карфаген должен быть разрушен» наконец-то должна была воплотиться в реальность.

Так началась третья Пуническая война. Легионы Рима подошли к Карфагену и консул потребовал у жителей сдать все оружие и снаряжение, выдать заложников. Испуганные жители Карфагена выполнили все просьбы, надеясь, что римляне уйдут. Однако у римской армии была другая задача, а судьба Карфагена была решена еще в сенате, задолго до начала этого похода. Поэтому римляне потребовали у жителей разрушить город и построить новый далеко от моря. Этого пунийцы выдержать уже не смогли, они попросили месяц на обдумывание такого требования, а потом заперлись в городе и приготовились к его осаде.

Почти три года шли бои за непокорный город. Римской армией командовал Публий Корнелий Сципион Африканский младший, приемный внук Сципиона старшего, который разгромил армию Ганнибала во время второй Пунической войны. Когда, наконец, город под его предводительством был взят штурмом, жители еще шесть дней оборонялись на улицах, не давая римлянам исполнить поручение сената. После такой ожесточенной борьбы жестокости римских войск не было предела. Из 500 тыс. жителей Корфагена только около 50 тыс. удалось уцелеть после этой бойни, да и те были обращены в рабство. Город был разрушен до основания, а его землю смешали с солью, чтобы на ней уже больше никогда ничего не выросло.