Вещий олег из повести временных лет читать. Изучение в школе баллады а.С

I. Аннотация к теме из программы (с.1.).

II. Материал из действующего учебника и методички (Т. Ф. Мушинская, С. Н. Каратай, Е. В. Перевозная):

1) пособие для учащихся (сс.1–6);

III. Методические материалы (разработки, методические рекомендации, конспекты и сценарии уроков)

1) Стоюнин В.Я. (с. 8);

2) Рыбникова М.А. (сс.9–11);

3) Зепалова Т.С., Мещерякова Н.Я.(сс.12–15);

4) Маранцман В.Г.(сс. 16–19).

I. Программа (2012) из древнерусской литературы

Возникновение древнерусской литературы. Грамотность в Древней Руси. Культ книги. Труд писца.

Жанры древнерусской литературы: летописи, сказания, жи­тия, поучения.

Для чтения и изучения

«Повесть временных лет» («Сказание о смерти Олега»). (1 ч)

Летопись как исторический и литературный памятник, ее связь с устным народным творчеством. Своеобразие ведения записей в летописи.Сказание и сказка.

А. С. П у ш к и н. «Песнь о вещем Олеге» (по мотивам летописного сказания). (2 ч)

Интерес А. С. Пушкина к истории. Летописный источник «Песни...». Поэтическое воспроизведение быта и нравов Древ­ней Руси. Смысл диалога Олега и кудесника. Лиризм повествования. Своеобразие поэтического языка.

Литература и живопись. Иллюстрации В. М. Васнецова к «Песне о вещем Олеге».

II . 1.

Русская литература: Учебное пособие для 6 класса учреждений общего среднего образования с белорусским и русским языками обучения/ Авт.-сост. Т.Ф.Мушинская, Е.В.Перевозная, С.Н.Каратай. –2–е издание. Минск: НИО, 2014.

Из древнерусской литературы Летописание

Среди жанров древнерусской литературы центральное мес­то занимает летопись – запись исторических событий по годам, или, как говорили в старину, по летам. Древнейшая русская летопись, которая дошла до нас, – «Повесть времен­ных лет», составленная в началеXIIвека Нестором, ученым монахом Киево-Печерского монастыря.

В ней повествуется, «откуда есть пошла Русская земля», как жили славянские племена в древности, о крещении Ру­си и других исторических событиях.

Писались летописи с целью оставить потомкам свидетельствования о том, что было. Однако летопись– не только документ, но и интересная книга, включающая произведения разных литературных жанров: рассказы, повести, сказания.

Значительное место в летописи занимают сказания – устные исторические предания в литературной обработке ле­тописца. К сказаниям летописец обращался тогда, когда у него не было более достоверного материала. Вот почему сказа­ния часто встречаются в той части летописи, где излагаются события очень далекого прошлого. Рассказывая о них, лето­писец мог опереться только на один источник – устное историческое предание – и отбирал то, что казалось ему наиболее значительным и интересным.

Прочитайте сказание из «Повести временных лет».

СКАЗАНИЕ О СМЕРТИ КНЯЗЯ ОЛЕГА

И жил Олег, княжа в Киеве, мир храня со всеми стра­нами. И пришла осень, и вспомнил Олег коня своего, кото­рого когда-то поставил кормить и уже не садился на него. Ибо когда-то спрашивал он волхвов 1 и кудесников:

От чего мне умереть?

И сказал ему кудесник один:

Княже! Коня любишь и ездишь на нем, - от него тебе и умереть!

Олегу запали слова эти в душу, и сказал он:

Никогда не сяду на него и не увижу его больше.

И повелел кормить коня и не водить его к нему, и про­жил несколько лет, не видя его, пока не пошел на греков.

Когда вернулся Олег от Царьграда 2 в Киев, и прошло четыре года, на пятый год вспомнил он своего коня, от ко­торого когда-то волхвы предсказали ему смерть. И призвал он старшего конюха и сказал:

Где конь мой, которого приказал я кормить и беречь? Тот же ответил:

Олег тогда засмеялся и укорил того кудесника, сказав:

Не правду говорят волхвы, но только ложь: конь умер, а я жив.

И повелел оседлать себе коня:

Да увижу кости его.

И приехал на место, где лежали его кости голые и череп голый, слез с коня и посмеявшись сказал:

От сего ли черепа смерть мне принять?

И ступил ногою на череп. И выползла змея из черепа и ужалила его в ногу. И с того разболелся и умер. И оплаки­вали его все люди плачем великим и понесли его и похоронили его на горе, называемой Щековица. Есть же могила его и до сего дня, слывет могилой Олеговой. И было всех лет княжение его тридцать и три.

1 Волхвы - кудесники, волшебники, предсказатели; они молились богам, лечили людей, а также сохраняли древние сказания, передавая их следующим поколениям.

2 По преданию, Олег прибил свой щит над воротами Царьграда в знак победы. Царьградом на Руси называли Константинополь– сто­лицу Византии.

1.Как вы определите, что летописное сказание было создано в далеком прошлом?

2.Как вы думаете, какова роль повторяющегося в начале почти каждой фразы «И» в создании интонационной окраски текста?

3.Чем может быть интересно древнее сказание современному читателю?

ПО МОТИВАМ ЛЕТОПИСНОГО СКАЗАНИЯ (с. 24)

Александр Сергеевич Пушкин, используя летописное ска­зание о смерти Олега, написал стихотворение «Песнь о ве­щем Олеге».

В 1822 году, будучи в ссылке на юге, поэт увидел те края, где происходили события, о которых повествуется в летописи. Тогда же он и создал свою «Песнь...». В 1825 году он писал в одном из писем о своем отношении к легенде: «Товари­щеская любовь старого князя к своему коню и заботливость о его судьбе есть черта трогательного простодушия, да и происшествие само по себе в своей простоте имеет много поэтического...»

Обращаясь к «преданью старины глубокой», Пушкин поэ­тически воспроизвел картины быта, нравов тех лет, когда люди верили предсказаниям волхвов-кудесников, когда они молились множеству богов, боялись бога грома и молнии Перуна.

Читая пушкинские строки, представьте то далекое время, а вслушиваясь в звучание волшебных стихов, подумайте, по­чему поэт назвал свое стихотворение «Песнью...».

А. С. Пушкин

ПЕСНЬ О ВЕЩЕМ 1 ОЛЕГЕ (с. 24 –28)

Как ныне сбирается вещий Олег

Отмстить неразумным хозарам 2 ,

Их селы и нивы за буйный набег

Обрёк он мечам и пожарам 3 ;

С дружиной своей, в цареградской броне,

Князь по полю едет на верном коне.

Из темного леса навстречу ему

Идет вдохновенный кудесник,

Покорный Перуну старик одному,

Заветов грядущего вестник,

В мольбах и гаданьях проведший весь век.

И к мудрому старцу подъехал Олег.

«Скажи мне, кудесник, любимец богов,

Что сбудется в жизни со мною?

И скоро ль, на радость соседей-врагов,

Могильной засыплюсь землею?

Открой мне всю правду, не бойся меня:

В награду любого возьмешь ты коня».

«Волхвы не боятся могучих владык,

А княжеский дар им не нужен;

Правдив и свободен их вещий язык

И с волей небесною дружен.

Грядущие годы таятся во мгле;

Но вижу твой жребий на светлом челе.

И синего моря обманчивый вал

В часы роковой непогоды,

И пращ 4 , и стрела, и лукавый кинжал

Щадят победителя годы...

Под грозной броней ты не ведаешь ран;

Незримый хранитель могущему дан.

Твой конь не боится опасных трудов;

Он, чуя господскую волю,

То смирный стоит под стрелами врагов,

То мчится по бранному полю 5 .

И холод и сеча ему ничего...

Но примешь ты смерть от коня своего».

Олег усмехнулся - однако чело

И взор омрачилися думой.

В молчанье, рукой опершись на седло,

С коня он слезает угрюмый;

И верного друга прощальной рукой

И гладит и треплет по шее крутой.

«Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,

Расстаться настало нам время;

Теперь отдыхай! уж не ступит нога

В твое позлащенное стремя.

Прощай, утешайся - да помни меня.

Вы, отроки-други 6 , возьмите коня,

Покройте попоной, мохнатым ковром;

В мой луг под уздцы отведите;

Купайте; кормите отборным зерном;

Водой ключевою поите».

И отроки тотчас с конем отошли,

А князю другого коня подвели.

Пирует с дружиною вещий Олег

При звоне веселом стакана.

И кудри их белы, как утренний снег

Над славной главою кургана...

Они поминают минувшие дни

И битвы, где вместе рубились они...

«А где мой товарищ? - промолвил Олег, -

Скажите, где конь мой ретивый 7 ?

Здоров ли? все так же ль легок его бег?

Все тот же ль он бурный, игривый?»

И внемлет ответу 8: на холме крутом

Давно уж почил непробудным он сном.

Могучий Олег головою поник

И думает: «Что же гаданье?

Кудесник, ты лживый, безумный старик!

Презреть бы твое предсказанье!

Мой конь и доныне носил бы меня».

И хочет увидеть он кости коня.

Вот едет могучий Олег со двора,

С ним Игорь и старые гости,

И видят - на холме, у брега Днепра,

Лежат благородные кости;

Их моют дожди, засыпает их пыль,

И ветер волнует над ними ковыль.

Князь тихо на череп коня наступил

И молвил: «Спи, друг одинокой!

Твой старый хозяин тебя пережил:

На тризне 9 , уже недалекой,

Не ты под секирой ковыль обагришь

И жаркою кровью мой прах напоишь!

Так вот где таилась погибель моя!

Мне смертию кость угрожала!»

Из мертвой главы гробовая змея,

Шипя, между тем выползала;

Как черная лента, вкруг ног обвилась,

И вскрикнул внезапно ужаленный князь.

Ковши круговые, запенясь, шипят

На тризне плачевной Олега;

Князь Игорь и Ольга на холме сидят;

Дружина пирует у брега;

Бойцы поминают минувшие дни

И битвы, где вместе рубились они.

Вы прочитали стихотворение А. С. Пушкина «Песнь о вещем Олеге». Что вас взволновало, что запомнилось?

с.28–29 ПЕРЕЧИТЫВАЕМ, РАЗМЫШЛЯЕМ

1.Прочитайте стихотворение про себя. Когда и где происходят со­бытия? Расскажите о нравах, обычаях того далекого времени, используя слова и выражения из текста.

2.Каким вы представляете князя Олега? Определите эпизоды, которые помогут вам в этом. Обратите внимание на описание внешнего облика князя, манеру держаться, поведение в момент разговора с кудесником; на его размышления над предсказани­ем, отношение к коню.

3.Каким вы представляете кудесника? Откуда он появляется пе­ред княжеской дружиной? Какие эпитеты употребляет Пушкин, характеризуя его внешний облик, речь, поведение?

4.Какой эпизод в стихотворении самый напряженный, волнующий? Подробно опишите участников эпизода, их речь, поведение.

5.Какие детали свидетельствуют о том, что между предсказанием кудесника и смертью князя прошло много времени?

В год 6387 (879). Умер Рюрик и передал княжение свое Олегу - родичу своему , отдав ему на руки сына Игоря , ибо был тот еще очень мал .
В год 6388 (880).
В год 6389 (881).
В год 6390 (882). Выступил в поход Олег , взяв с собою много воинов: варягов, чудь, словен, мерю, весь, кривичей, и пришел к Смоленску с кривичами, и принял власть в городе, и посадил в нем своего мужа . Оттуда отправился вниз, и взял Любеч, и также посадил мужа своего. И пришли к горам Киевским, и узнал Олег, что княжат тут Аскольд и Дир . Спрятал он одних воинов в ладьях, а других оставил позади, и сам приступил, неся младенца Игоря. И подплыл к Угорской горе, спрятав своих воинов, и послал к Аскольду и Диру, говоря им, что-де "мы купцы, идем в Греки от Олега и княжича Игоря. Придите к нам, к родичам своим". Когда же Аскольд и Дир пришли, выскочили все остальные из ладей, и сказал Олег Аскольду и Диру: "Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода", и показал Игоря: "А это сын Рюрика" . И убили Аскольда и Дира , отнесли на гору и погребли Аскольда на горе, которая называется ныне Угорской, где теперь Ольмин двор; на той могиле Ольма поставил церковь святого Николы; а Дирова могила - за церковью святой Ирины. И сел Олег, княжа, в Киеве, и сказал Олег: "Да будет это мать городам русским" . И были у него варяги, и славяне, и прочие, прозвавшиеся русью . Тот Олег начал ставить города и установил дани словенам, и кривичам, и мери, и установил варягам давать дань от Новгорода по 300 гривен ежегодно ради сохранения мира , что и давалось варягам до самой смерти Ярослава.
В год 6391 (883). Начал Олег воевать против древлян и, покорив их, брал дань с них по черной кунице .
В год 6392 (884). Пошел Олег на северян, и победил северян, и возложил на них легкую дань , и не велел им платить дань хазарам, сказав: "Я враг их" и вам (им платить) незачем" 15 .
В год 6393 (885). Послал (Олег) к радимичам, спрашивая: "Кому даете дань?". Они же ответили: "Хазарам". И сказал им Олег: "Не давайте хазарам, но платите мне" 16 . И дали Олегу по щелягу, как и хазарам давали. И властвовал Олег над полянами, и древлянами, и северянами, и радимичами, а с уличами и тиверцами воевал.
В год 6394 (886).
В год 6395 (887). Царствовал Леон, сын Василия, который прозывался Львом, и брат его Александр, и царствовали 26 лет.
В год 6396 (888).
В год 6397 (889).
В год 6398 (890).
В год 6399 (891).
В год 6400 (892).
В год 6401 (893).
В год 6402 (894).
В год 6403 (895).
В год 6404 (896).
В год 6405 (897).
В год 6406 (898). Шли угры мимо Киева горою , которая прозывается теперь Угорской, пришли к Днепру и стали вежами: ходили они так же, как теперь половцы. И, придя с востока, устремились через великие горы, которые прозвались Угорскими горами, и стали воевать с жившими там волохами и славянами . Сидели ведь тут прежде славяне, а затем Славянскую землю захватили волохи. А после угры прогнали волохов, унаследовали ту землю и поселились со славянами, покорив их себе; и с тех пор прозвалась земля Угорской. И стали угры воевать с греками и попленили землю Фракийскую и Македонскую до самой Селуни. И стали воевать с моравами и чехами. Был един народ славянский: славяне, которые сидели по Дунаю , покоренные уграми, и моравы, и чехи, и поляки, и поляне, которые теперь зовутся русь. Для них ведь, моравов, первых созданы буквы, названные славянской грамотой ; эта же грамота и у русских, и у болгар дунайских.
Когда славяне жили уже крещеными , князья их Ростислав, Святополк и Коцел послали к царю Михаилу, говоря: "Земля наша крещена, но нет у нас учителя, который бы нас наставил и поучал нас и объяснил святые книги . Ведь не знаем мы ни греческого языка, ни латинского ; одни учат нас так, а другие иначе, от этого не знаем мы ни начертания букв, ни их значения . И пошлите нам учителей, которые бы могли нам истолковать слова книжные и смысл их". Услышав это, царь Михаил созвал всех философов и передал им все сказанное славянскими князьями. И сказали философы: "В Селуни есть муж, именем Лев. Имеет он сыновей, знающих славянский язык ; два сына у него искусные философы". Услышав об этом, царь послал за ними ко Льву в Селунь, со словами: "Пошли к нам без промедления своих сыновей Мефодия и Константина". Услышав об этом, Лев вскоре же послал их, и пришли они к царю, и сказал он им: "Вот, прислала послов ко мне Славянская земля, прося себе учителя, который мог бы им истолковать священные книги, ибо этого они хотят". И уговорил их царь, и послал их в Славянскую землю к Ростиславу, Святополку и Коцелу. Когда же (братья эти) пришли, - начали они составлять славянскую азбуку и перевели Апостол и Евангелие . И рады были славяне, что услышали они о величии Божьем на своем языке . Затем перевели Псалтырь и Октоих и другие книги. Некие же стали хулить славянские книги, говоря, что "ни одному народу не следует иметь свою азбуку, кроме евреев, греков и латинян , согласно надписи Пилата, который на кресте Господнем написал (только на этих языках)". Услышав об этом, папа римский осудил тех, кто хулит славянские книги, сказав так: "Да исполнится слово Писания: "Пусть восхвалят Бога все народы", и другое: "Пусть все народы восхвалят величие Божие, поскольку дух святой дал им говорить". Если же кто бранит славянскую грамоту, да будет отлучен от церкви, пока не исправится ; это волки, а не овцы, их следует узнавать по поступкам их и беречься их. Вы же, чада, послушайте божественного учения и не отвергните церковного поучения, которое дал вам наставник ваш Мефодий". Константин же вернулся назад и отправился учить болгарский народ, а Мефодий остался в Моравии. Затем князь Коцел поставил Мефодия епископом в Паннонии на столе святого апостола Андроника, одного из семидесяти, ученика святого апостола Павла. Мефодий же посадил двух попов, хороших скорописцев, и перевел все книги полностью с греческого языка на славянский за шесть месяцев, начав в марте, а закончив в 26 день октября месяца. Закончив же, воздал достойную хвалу и славу Богу, давшему такую благодать епископу Мефодию, преемнику Андроника; ибо учитель славянскому народу - апостол Андроник. К моравам же ходил и апостол Павел и учил там; там же находится и Иллирия, до которой доходил апостол Павел и где первоначально жили славяне. Поэтому учитель славян - апостол Павел, из тех же славян - и мы, русь; поэтому и нам, руси, учитель Павел, так как учил славянский народ и поставил по себе у славян епископом и наместником Андроника. А славянский народ и русский един, от варягов ведь прозвались русью , а прежде были славяне; хоть и полянами назывались, но речь была славянской. Полянами прозваны были потому, что сидели в поле, а язык был им общий - славянский.
В год 6407 (899).
В год 6408 (900).
В год 6409 (901).
В год 6410 (902). Леон-царь нанял угров против болгар . Угры же, напав, попленили всю землю Болгарскую. Симеон же, узнав об этом, пошел на угров, а угры двинулись против него и победили болгар, так что Симеон едва убежал в Доростол.
В год 6411 (903). Когда Игорь вырос, то сопровождал Олега и слушал его, и привели ему жену из Пскова, именем Ольгу .
В год 6412 (904).
В год 6413 (905).
В год 6414 (906).
В год 6415 (907). Пошел Олег на греков, оставив Игоря в Киеве; взял же с собою множество варягов, и славян, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи: этих всех называли греки "Великая Скифь" 33 . И с этими всеми пошел Олег на конях и в кораблях; и было кораблей числом 2000. И пришел к Царьграду : греки же замкнули Суд , а город затворили. И вышел Олег на берег, и начал воевать, и много убийств сотворил в окрестностях города грекам, и разбили множество палат, и церкви пожгли. А тех, кого захватили в плен, одних иссекли, других замучили, иных же застрелили, а некоторых побросали в море, и много другого зла сделали русские грекам, как обычно делают враги.
И повелел Олег своим воинам сделать колеса и поставить на колеса корабли . И когда подул попутный ветер, подняли они в поле паруса и пошли к городу . Греки же, увидев это, испугались и сказали, послав к Олегу: "Не губи города, дадим тебе дань, какую захочешь". И остановил Олег воинов, и вынесли ему пищу и вино, но не принял его, так как было оно отравлено. И испугались греки, и сказали: "Это не Олег, но святой Дмитрий, посланный на нас Богом". И приказал Олег дать дани на 2000 кораблей: по 12 гривен на человека, а было в каждом корабле по 40 мужей.
И согласились на это греки, и стали греки просить мира, чтобы не воевал Греческой земли. Олег же, немного отойдя от столицы, начал переговоры о мире с греческими царями Леоном и Александром и послал к ним в столицу Карла, Фарлафа, Вермуда, Рулава и Стемида со словами: "Платите мне дань". И сказали греки: "Что хочешь, дадим тебе". И приказал Олег дать воинам своим на 2000 кораблей по 12 гривен на уключину, а затем дать дань для русских городов: прежде всего для Киева, затем для Чернигова, для Переяславля, для Полоцка, для Ростова, для Любеча и для других городов: ибо по этим городам сидят великие князья, подвластные Олегу. "Когда приходят русские, пусть берут содержание для послов, сколько хотят; а если придут купцы, пусть берут месячное на 6 месяцев: хлеб, вино, мясо, рыбу и плоды. И пусть устраивают им баню - сколько захотят. Когда же русские отправятся домой, пусть берут у царя на дорогу еду, якоря, канаты, паруса и что им нужно". И обязались греки, и сказали цари и все бояре: "Если русские явятся не для торговли, то пусть не берут месячное; пусть запретит русский князь указом своим приходящим сюда русским творить бесчинства в селах и в стране нашей. Приходящие сюда русские пусть живут у церкви святого Мамонта, и пришлют к ним от нашего царства, и перепишут имена их, тогда возьмут полагающееся им месячное, - сперва те, кто пришли из Киева, затем из Чернигова, и из Переяславля, и из других городов. И пусть входят в город только через одни ворота в сопровождении царского мужа, без оружия, по 50 человек, и торгуют, сколько им нужно, не уплачивая никаких сборов".
Цари же Леон и Александр заключили мир с Олегом, обязались уплачивать дань и присягали друг другу : сами целовали крест, а Олега с мужами его водили присягать по закону русскому, и клялись те своим оружием и Перуном, своим богом , и Волосом, богом скота , и утвердили мир. И сказал Олег: "Сшейте для руси паруса из паволок, а славянам копринные" 41 , - и было так. И повесил щит свой на вратах в знак победы , и пошел от Царьграда. И подняла русь паруса из паволок, а славяне копринные, и разодрал их ветер; и сказали славяне: "Возьмем свои толстины, не даны славянам паруса из паволок". И вернулся Олег в Киев, неся золото, и паволоки, и плоды, и вино, и всякое узорочье. И прозвали Олега Вещим, так как были люди язычниками и непросвещенными .
В год 6417 (909).
В год 6418 (910).
В год 6419 (911). Явилась на западе большая звезда в виде копья.
В год 6420 (912). Послал Олег мужей своих заключить мир и установить договор между греками и русскими, говоря так: "Список с договора, заключенного при тех же царях Льве и Александре. Мы от рода русского - Карлы, Инегелд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид - посланные от Олега, великого князя русского, и от всех, кто под рукою его, - светлых и великих князей, и его великих бояр, к вам, Льву, Александру и Константину, великим в Боге самодержцам, царям греческим, для укрепления и для удостоверения многолетней дружбы, бывшей между христианами и русскими , по желанию наших великих князей и по повелению, от всех находящихся под рукою его русских. Наша светлость, превыше всего желая в Боге укрепить и удостоверить дружбу, существовавшую постоянно между христианами и русскими, рассудили по справедливости, не только на словах, но и на письме, и клятвою твердою, клянясь оружием своим, утвердить такую дружбу и удостоверить ее по вере и по закону нашему.
Таковы суть главы договора, относительно которых мы себя обязали по Божьей вере и дружбе. Первыми словами нашего договора помиримся с вами, греки, и станем любить друг друга от всей души и по всей доброй воле, и не дадим произойти, поскольку это в нашей власти, никакому обману или преступлению от сущих под рукою наших светлых князей; но постараемся, насколько в силах наших, сохранить с вами, греки, в будущие годы и навсегда непревратную и неизменную дружбу, изъявлением и преданием письму с закреплением, клятвой удостоверяемую. Так же и вы, греки, соблюдайте такую же непоколебимую и неизменную дружбу к князьям нашим светлым русским и ко всем, кто находится под рукою нашего светлого князя всегда и во все годы.
А о главах, касающихся возможных злодеяний, договоримся так: те злодеяния, которые будут явно удостоверены, пусть считаются бесспорно совершившимися; а каким не станут верить, пусть клянется та сторона, которая домогается, чтобы злодеянию этому не верили; и когда поклянется сторона та, пусть будет такое наказание, каким окажется преступление.
Об этом: если кто убьет, - русский христианина или христианин русского, - да умрет на месте убийства. Если же убийца убежит, а окажется имущим, то ту часть его имущества, которую полагается по закону, пусть возьмет родственник убитого, но и жена убийцы пусть сохранит то, что полагается ей по закону. Если же окажется неимущим бежавший убийца, то пусть останется под судом, пока не разыщется, а тогда да умрет.
Если ударит кто мечом или будет бить каким-либо другим орудием, то за тот удар или битье пусть даст 5 литр серебра по закону русскому; если же совершивший этот проступок неимущий, то пусть даст сколько может, так, что пусть снимет с себя и те самые одежды, в которых ходит, а об оставшейся неуплаченной сумме пусть клянется по своей вере, что никто не может помочь ему, и пусть не взыскивается с него этот остаток.
Об этом: если украдет что русский у христианина или, напротив, христианин у русского, и пойман будет вор пострадавшим в то самое время, когда совершает кражу, либо если приготовится вор красть и будет убит, то не взыщется смерть его ни от христиан, ни от русских; но пусть пострадавший возьмет то свое, что потерял. Если же добровольно отдастся вор, то пусть будет взят тем, у кого он украл, и пусть будет связан, и отдаст то, что украл, в тройном размере.
Об этом: если кто из христиан или из русских посредством побоев покусится (на грабеж) и явно силою возьмет что-либо, принадлежащее другому, то пусть вернет в тройном размере.
Если выкинута будет ладья сильным ветром на чужую землю и будет там кто-нибудь из нас, русских, и поможет сохранить ладью с грузом ее и отправить вновь в Греческую землю, то проводим ее через всякое опасное место, пока не придет в место безопасное; если же ладья эта бурей или на мель сев задержана и не может возвратиться в свои места, то поможем гребцам той ладьи мы, русские, и проводим их с товарами их поздорову. Если же случится около Греческой земли такая же беда с русской ладьей, то проводим ее в Русскую землю и пусть продают товары той ладьи, так что если можно что продать из той ладьи, то пусть вынесем (на греческий берег) мы, русские. И когда приходим (мы, русские) в Греческую землю для торговли или посольством к вашему царю, то (мы, греки) пропустим с честью проданные товары их ладьи. Если же случится кому-либо из нас, русских, прибывших с ладьею, быть убиту или что-нибудь будет взято из ладьи, то пусть будут виновники присуждены к вышесказанному наказанию.
Об этих: если пленник той или иной стороны насильно удерживается русскими или греками, будучи продан в их страну, и если, действительно, окажется русский или грек, то пусть выкупят и возвратят выкупленное лицо в его страну и возьмут цену его купившие, или пусть будет предложена за него цена, полагающаяся за челядина. Также, если и на войне взят будет он теми греками, - все равно пусть возвратится он в свою страну и отдана будет за него обычная цена его, как уже сказано выше.
Если же будет набор в войско и эти (русские) захотят почтить вашего царя, и сколько бы ни пришло их в какое время, и захотят остаться у вашего царя по своей воле, то пусть так будет.
Еще о русских, о пленниках. Явившиеся из какой-либо страны (пленные христиане) на Русь и продаваемые (русскими) назад в Грецию или пленные христиане, приведенные на Русь из какой-либо страны, - все эти должны продаваться по 20 златников и возвращаться в Греческую землю.
Об этом: если украден будет челядин русский, либо убежит, либо насильно будет продан и жаловаться станут русские, пусть докажут это о своем челядине и возьмут его на Русь, но и купцы, если потеряют челядина и обжалуют, пусть требуют судом и, когда найдут, - возьмут его. Если же кто-либо не позволит произвести дознание, - тем самым не будет признан правым.
И о русских, служащих в Греческой земле у греческого царя. Если кто умрет, не распорядившись своим имуществом, а своих (в Греции) у него не будет, то пусть возвратится имущество его на Русь ближайшим младшим родственникам. Если же сделает завещание, то возьмет завещанное ему тот, кому написал наследовать его имущество, и да наследует его.
О русских торгующих.
О различных людях, ходящих в Греческую землю и остающихся в долгу. Если злодей не возвратится на Русь, то пусть жалуются русские греческому царству, и будет он схвачен и возвращен насильно на Русь. То же самое пусть сделают и русские грекам, если случится такое же.
В знак крепости и неизменности, которая должна быть между вами, христианами, и русскими, мирный договор этот сотворили мы Ивановым написанием на двух хартиях - Царя вашего и своею рукою, - скрепили его клятвою предлежащим честным крестом и святою единосущною Троицею единого истинного Бога вашего и дали нашим послам. Мы же клялись царю вашему, поставленному от Бога, как божественное создание, по вере и по обычаю нашим, не нарушать нам и никому из страны нашей ни одной из установленных глав мирного договора и дружбы. И это написание дали царям вашим на утверждение, чтобы договор этот стал основой утверждения и удостоверения существующего между нами мира. Месяца сентября 2, индикта 15, в год от сотворения мира 6420".
Царь же Леон почтил русских послов дарами - золотом, и шелками, и драгоценными тканями - и приставил к ним своих мужей показать им церковную красоту, золотые палаты и хранящиеся в них богатства: множество золота, паволоки, драгоценные камни и страсти Господни - венец, гвозди, багряницу и мощи святых, уча их вере своей и показывая им истинную веру. И так отпустил их в свою землю с великою честью. Послы же, посланные Олегом, вернулись к нему и поведали ему все речи обоих царей, как заключили мир и договор положили между Греческою землею и Русскою и установили не преступать клятвы - ни грекам, ни руси .
И жил Олег, княжа в Киеве, мир имея со всеми странами. И пришла осень, и вспомнил Олег коня своего, которого прежде поставил кормить, решив никогда на него не садиться, Ибо спрашивал он волхвов и кудесников : "От чего я умру?". И сказал ему один кудесник: "Князь! От коня твоего любимого, на котором ты ездишь, - от него тебе и умереть?" 49 . Запали слова эти в душу Олегу, и сказал он: "Никогда не сяду на него и не увижу его больше". И повелел кормить его и не водить его к нему, и прожил несколько лет, не видя его, пока не пошел на греков. А когда вернулся в Киев и прошло четыре года, - на пятый год помянул он своего коня, от которого волхвы предсказали ему смерть. И призвал он старейшину конюхов и сказал: "Где конь мой, которого приказал я кормить и беречь?". Тот же ответил: "Умер". Олег же посмеялся и укорил того кудесника, сказав: "Неверно говорят волхвы, но все то ложь: конь умер, а я жив". И приказал оседлать себе коня: "Да увижу кости его". И приехал на то место, где лежали его голые кости и череп голый, слез с коня, посмеялся и сказал: "От этого ли черепа смерть мне принять?". И ступил он ногою на череп, и выползла из черепа змея, и ужалила его в ногу . И от того разболелся и умер. Оплакивали его все люди плачем великим, и понесли его, и похоронили на горе, называемою Щековица; есть же могила его и доныне, слывет могилой Олеговой. И было всех лет княжения его тридцать и три.
Неудивительно, что от волхвования сбывается чародейство . Так было и в царствование Домициана тогда был известен некий волхв именем Аполлоний Тианский, который ходил и творил всюду бесовские чудеса - в городах и селах. Однажды, когда из Рима пришел он в Византию, упросили его живущие там сделать следующее: он изгнал из города множество змей и скорпионов, чтобы не было от них вреда людям и ярость конскую обуздал на глазах у бояр. Так и в Антиохию пришел, и, упрошенный людьми теми - антиохиянинами, страдавшими от скорпионов и комаров, сделал медного скорпиона, и зарыл его в землю, и поставил над ним небольшой мраморный столп, и повелел взять людям палки и ходить по городу и выкликивать, потрясая теми палками: "Быть городу без комара!". И так исчезли из города скорпионы и комары. И спросили его еще об угрожавшем городу землетрясении, и, вздохнув, написал он на дощечке следующее "Увы тебе, несчастный город, много ты потрясешься и огнем будешь попален, оплачет тебя (тот, кто будет) на берегу Оронта". Об (Аполлонии) этом и великий Анастасий Божьего града сказал: "Чудеса, сотворенные Аполлонием, даже и до сих пор на некоторых местах исполняются: одни - чтобы отогнать четвероногих животных и птиц, которые могли бы вредить людям другие же - для удержания речных струй, вырвавшихся из берегов, но иные и на погибель и в ущерб людям, хотя и на обуздание их. Не только ведь при жизни его так делали бесы такие чудеса, но и по смерти, у гроба его, творили чудеса его именем, чтобы обольщать жалких людей, часто уловляемых на них дьяволом". Итак, кто что скажет о творящих волшебным искушением делах? Ведь вот, искусен был на волшебное обольщение и никогда не считался Аполлоний с тем что в безумстве предался мудрому ухищрению; а следовало бы ему сказать: "Словом только творю я то, что хотел", и не совершать действий, ожидаемых от него. То все попущением Божиим и творением бесовским случается - всеми подобными делами испытывается наша православная вера, что тверда она и крепка пребывая подле Господа и не увлекаема дьяволом, его призрачными чудесами и сатанинскими делами, творимыми врагами рода человеческого и слугами зла. Бывает же, что некоторые и именем Господа пророчествуют, как Валаам, и Саул, и Каиафа, и бесов даже изгоняют, как Иуда и сыны Скевавели. Потому что и на недостойных многократно действует благодать, как многие свидетельствуют: ибо Валаам всего был чужд - и праведного жития и веры, но тем не менее явилась в нем благодать для убеждения других. И Фараон такой же был, но и ему было раскрыто будущее. И Навуходоносор был законопреступен, но и ему также было открыто будущее многих поколений, тем свидетельствуя, что многие, имеющие превратные понятия, еще до пришествия Христа творят знамения не по собственной воле на прельщение людей, не знающих доброго. Таков был и Симон Волхв, и Менандр, и другие такие же, из-за которых и было по истине сказано: "Не чудесами прельщать...".

Историк С.М.Соловьев: «В 879 году, по счету летописца» умер Рюрик, оставив малолетнего сына Игоря, которого отдал на руки родственнику своему Олегу. Последний, как старший в роду, а не опекун малолетнего князя, получил всю власть Рюрика и удержал её до конца жизни
(Соловьев С.М., История России с древнейших времен. Книга первая, том 1, гл.5, с.113. Второе издание, СПб, товарищество «Общественная польза», 1851-1879 гг.)

Историк Н.М.Карамзин: «Рюрик, по словам летописи, вручил Олегу правление за малолетством сына. Сей опекун Игорев скоро прославился великою своею отважностью, победами, благоразумием, любовию подданных».
(Карамзин Н.М. История государства Российского. Том 1. Глава;. Олег правитель. г.879 – 912//

«Песнь о вещем Олеге» написана А. С. Пушкиным в молодости, когда он был выслан царем на юг России. В форме баллады поэт пересказал древнюю легенду о смерти князя Олега, одного из первых русских князей, основателей древнерусского, киевского государства, правил в 879 – 912 гг. Живя на юге, Пушкин побывал в Киеве, богатом памятниками старины. Там Пушкин посетил гору Щекавицу, где, по преданию, похоронены князь Олег и княгиня Ольга. Увиденное разбудило поэтическое воображение Пушкина.
Олег - наиболее яркая фигура в древней истории Руси. О нем ходило множество преданий и легенд. Он был не только отважен и смел, но и деспотичен. Вот как об этом говорится в летописи: «Олег, обагренный кровию невинных князей, знаменитых храбростию, вошел, как победитель, в город их, и жители, устрашенные его злодеянием и силь-ным войском, признали в нем своего законного Государя».
Это его слова после взятия Киева: «Да будет Киев матерью городов Российских!»
Олег покорил Смоленск, Любеч, Поднестровье с киевскими землями, Чернигов, Подольск, Волынь, часть Херсонских владений и Галицию.
Взял хорошо укрепленный Царьград. Направил туда 2 тысячи судов, в каждом из которых находилось по сорок воинов. Конные отряды двигались берегом. Достигнув мо-ря, его армада погрузилась на морские суда и вскоре предстала перед стенами Византийской столицы. Олег требовал дани по 12 гривен на человека в его воинстве. Олег был великим стратегом своего времени. Он точно выбрал время, когда Царьград отправил свою армию для завоевания новых земель и сам остался почти незащищенным.
Княжил Олег 33 года, и умер в глубокой старости.
“Песнь о вещем Олеге” переносит нас в то далекое прошлое, когда наши предки – восточные славяне были язычниками.
Всё, что окружало их: камни, травы, река – наделялось человеческими свойствами, казалось им живым. Все явления природы славяне объясняли существованием и действиями особых сверхъестественных существ – богов. Богов было много. Одним из главных и почитаемых богов был Перун – бог грозы и войны. Согласно языческим верованиям, души умерших, погибших на бранном поле – поле битвы, в сече – в сражении, продолжали жить и после смерти. Над могилой насыпали курган – могильный холм. Вместе с покойником клали в могилу нож, огниво, посуду, пращ, оружие (щит, меч, лук, копьё, секиру, боевой топорик с длинной рукояткой). Воина хоронили с конем – верным другом и спутником воинской жизни, большую часть которой воин древней Руси проводил в седле.
После того как на могиле насыпали курган, в честь покойника совершалась тризна, т.е. устраивалось пиршество, на котором пелись песни, прославлявшие подвиги умер-шего, и происходили военные игры.
Наши предки верили, что есть люди, умеющие угадывать жребий – судьбу, волю богов; таких людей они называли волхвами или колдунами, кудесниками (от «чудо»). Они верили, что волхвы обладают способностью совершать чудеса; могут управлять силами природы, могут, когда захотят, превращаться в зверей, предсказывать будущее.
«Песнь о вещем Олеге» датируется 1 марта 1822 г. Была опубликована Пушкиным в альманахе «Северные Цветы» на 1825 год.
Историческую канву для стихотворного переложения легенды Пушкин взял в "Повести временных лет", составленной около 1113 г. монахом Нестором. В основу своего труда монах положил Начальный летописный свод, которому, в свою очередь, предшествовали более ранние летописные своды. Речь идёт о дохристианской Руси.

ОТРЫВОК ИЗ ЛЕТОПИСИ «ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ»

«И жил Олег, княжа в Киеве, мир имея со всеми странами. И пришла осень, и вспомнил Олег коня своего, которого прежде поставил кормить, решив никогда на него не садиться, Ибо спрашивал он волхвов и кудесников: "От чего я умру?". И сказал ему один кудесник: "Князь! От коня твоего любимого, на котором ты ездишь, - от него тебе и умереть?". Запали слова эти в душу Олегу, и сказал он: "Никогда не сяду на него и не увижу его больше". И повелел кормить его и не водить его к нему, и прожил несколько лет, не видя его, пока не пошел на греков. А когда вернулся в Киев и прошло четыре года, - на пятый год помянул он своего коня, от которого волхвы предсказали ему смерть. И призвал он старейшину конюхов и сказал: "Где конь мой, которого приказал я кормить и беречь?". Тот же ответил: "Умер". Олег же посмеялся и укорил того кудесника, сказав: "Неверно говорят волхвы, но все то ложь: конь умер, а я жив". И приказал оседлать себе коня: "Да увижу кости его". И приехал на то место, где лежали его голые кости и череп голый, слез с коня, посмеялся и сказал: "От этого ли черепа смерть мне принять?". И ступил он ногою на череп, и выползла из черепа змея, и ужалила его в ногу. И от того разболелся и умер. Оплакивали его все люди плачем великим, и понесли его, и похоронили на горе, называемою Щековица; есть же могила его и доныне, слывет могилой Олеговой. И было всех лет княжения его тридцать и три." (Повесть временных лет. Перевод Д.С.Лихачева.

Известно, что Пушкин был суеверным человеком. За десять лет до последней дуэли Пушкин написал П. Вяземскому: "Судьба не перестаёт с тобою проказить. Не сердись на неё, не ведает бо, что творит. Представь её огромной обезьяной, которой дана полная воля. Кто посадит её на цепь? Не ты, не я, никто. Делать нечего, так и говорить нечего".
Согласно летописи, Олег совершает поход на Царьград, столицу греческой империи. Он велит вытащить корабли на сушу, поставить их на колёса и поднять паруса. Видя, как на их город посуху движутся морские суда, греки в ужасе соглашаются немедленно выплатить любую дань. Правда, они предпринимают попытку изменить ход войны в свою пользу и выносят Олегу в знак мнимого гостеприимства отравленные пищу и вино. Хитрость не удаётся – Олег не принимает угощения.
С того времени прозвали Олега "вещим" (мудрым). И не только за то, что угадал вино с ядом, но и за умение предвидеть ход событий и управлять ими, за удачливый исход великой военной компании.
Олег вернулся в Киев во славе, и все почитали его вещим, не зная, какая судьба ждёт этого удачливого князя. Да и сам князь, казалось, забыл о своей судьбе, а она некогда – ещё до похода на греков – была предсказана ему языческим прорицателем, который "в мольбах и гаданьях" провёл свой век. Князь должен был принять смерть от любимого коня.
После похода князь вспомнил о любимом скакуне, но ему ответили, что коня нет в живых. Прорицания оказались ложными: конь умер, а князь жив. Он поехал посмотреть на кости любимого животного, "...тихо на череп коня наступил", но "Из мёртвой главы гробовая змия // Шипя между тем выползала".
Легенда о предсказанной смерти Олега имеет параллели в сказаниях разных народов, в том числе и очень близкие, где фигурируют и любимый конь героя, и змея. В сербском сказании такая же смерть, как и к Олегу, приходит к турецкому царю. В исландской "Саге об Одде Стреле" рассказывается о могучем герое, который больше доверял своим силам и силе своего оружия, чем жертвоприношениям. В те времена провидцы-вёльвы бродили из дома в дом и кормились там, совершая прорицания. Но Одд не поднялся со своего ложа, чтобы встретить вёльву, и даже пригрозил ей палкой, если та осмелится предсказывать его судьбу без согласия героя. Оскорблённая провидица всё же предрекла ему долгие годы. Он будет странствовать из страны в страну и повсюду прославится, но, в конце концов, вернётся туда, где получил прорицания, и погибнет от змеи, что выползет из черепа коня по имени Факси.
Тогда Одд вывел из конюшни своего несчастного скакуна и убил его. После этого он действительно совершил много подвигов и вернулся домой. Он уже стал насмехаться над давним прорицанием, но тут увидел гигантский конский череп, из-под которого выползла змея и ужалила героя в ногу.

Пушкин же закладывает в балладу несколько разнообразных смыслов, расширяя значение летописной записи. Мы привыкли трактовать смерть Олега от змеи как наказание за попытку обмануть судьбу и помешать исполниться пророчеству, как и в летописи, но идея пушкинского текста гораздо глубже. Во-первых, кудесник здесь дей-ствительно является антиподом власти. Об этом писали неоднократно. Он отказывается и от княжеского дара, и с возмущением отвергает предположение, что жрец может бояться князя. А ведь Олег обратился за пророчеством к служителю Перуну – одному из языческих богов, который являлся одновременно и покровителем воинов, т.е. Олеговым в том числе.
Кудесника, названного в черновиках «престарелым», Пушкин заменяет на «вдохновенного», подчеркивая, что это служение искреннее, чуждое социального и политического. Голосом старца-демиурга говорит само божество.

А княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободен их вещий язык
И с волей небесною дружен."

Во-вторых, особое значение приобретает в балладе образ коня. Во фразе: «С дружиной своей, в цареградской броне, // Князь по полю едет на верном коне…» - Пушкин вновь заменяет слово «смирный» на «верный», чтобы озвучить абсолютную преданность коня хозяину. Здесь речь скорее не только о слуге, но и о боевом друге, соратнике, близком князю как человек, что подчеркивается в тексте не единожды:

«И верного друга прощальной рукой
И гладит и треплет по шее крутой…»

«Прощай, мой товарищ, мой верный слуга…»

"А где мой товарищ? - промолвил Олег,
- Скажите, где конь мой ретивый?»

«Князь тихо на череп коня наступил
И молвил: "Спи, друг одинокой!
Твой старый хозяин тебя пережил:
На тризне, уже недалекой,
Не ты под секирой ковыль обагришь
И жаркою кровью мой прах напоишь!"

Разумеется, выслушав пророчество, князь мог приказать убить животное, но на это воли ему не хватило. Как оценить поступок князя? Предательство? Но ведь он выражает по отношению к коню всяческую заботу:

"Покройте попоной, мохнатым ковром;
Купайте; кормите отборным зерном;
Водой ключевою поите".

И всё же Олег отказывается от коня-друга в страхе, что тот окажется виновником его гибели. Счастья Олегу это не приносит. Спустя годы он будет вспоминать именно это-го жеребца, сокрушатся, что поверил кудеснику:

«Могучий Олег головою поник
И думает: "Что же гаданье?
Кудесник, ты лживый, безумный старик!
Мой конь и доныне носил бы меня".

А вот посещение места захоронения имеет двойное значение. Отдать долг памяти боевому товарищу и утвердиться в своем превосходстве над судьбой («на череп коня наступил»).
В оценке поведения Олега читатель, как правило, не обращает внимания на две детали. Первая, когда он не воспринимает в начале повествования Олега еще нестарым воином.
Вторая, когда не замечает, что ошибка князя состояла вовсе не в том, что тот поверил волхву, а напротив, что Олег жрецу _не поверил. Перечитаем пророчество еще раз.

«Запомни же ныне ты слово мое:
Воителю слава - отрада;
Победой прославлено имя твое;
И волны и суша покорны тебе;
Завидует недруг столь дивной судьбе.

И синего моря обманчивый вал
В часы роковой непогоды,
И пращ, и стрела, и лукавый кинжал
Щадят победителя годы...
Под грозной броней ты не ведаешь ран;
Незримый хранитель могущему дан.

Твой конь не боится опасных трудов;
Он, чуя господскую волю,
То смирный стоит под стрелами врагов,
То мчится по бранному полю.
И холод и сеча ему ничего...
Но примешь ты смерть от коня своего".

Здесь говорится не о _прошлом Олега, а о будущем ("Что сбудется в жизни со мною?"; "грядущие годы таятся во мгле", но вижу..."). Волхв предсказывает князю многие годы славных подвигов и побед, в т.ч над Царьградом, божественную защиту и покровительство, неуязвимость в бою и на море и преданность коня. Олег же обращает внимание только на последнюю фразу, что конь окажется (спустя много лет верной службы) виновником его смерти.

А.С.ПУШКИН

ПЕСНЬ О ВЕЩЕМ ОЛЕГЕ

Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хозарам,
Их селы и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам;
С дружиной своей, в цареградской броне,
Князь по полю едет на верном коне.

Из темного леса навстречу ему
Идет вдохновенный кудесник,
Покорный Перуну старик одному,
Заветов грядущего вестник,
В мольбах и гаданьях проведший весь век.
И к мудрому старцу подъехал Олег.

«Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль, на радость соседей-врагов,
Могильной засыплюсь землею?
Открой мне всю правду, не бойся меня:
В награду любого возьмешь ты коня».

«Волхвы не боятся могучих владык,
А княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободен их вещий язык
И с волей небесною дружен.
Грядущие годы таятся во мгле;
Но вижу твой жребий на светлом челе.

Запомни же ныне ты слово мое:
Воителю слава - отрада;
Победой прославлено имя твое;
Твой щит на вратах Цареграда;
И волны и суша покорны тебе;
Завидует недруг столь дивной судьбе.

И синего моря обманчивый вал
В часы роковой непогоды,
И пращ, и стрела, и лукавый кинжал
Щадят победителя годы...
Под грозной броней ты не ведаешь ран;
Незримый хранитель могущему дан.

Твой конь не боится опасных трудов;
Он, чуя господскую волю,
То смирный стоит под стрелами врагов,
То мчится по бранному полю.
И холод и сеча ему ничего...
Но примешь ты смерть от коня своего».

Олег усмехнулся - однако чело
И взор омрачилися думой.
В молчаньи, рукой опершись на седло,
С коня он слезает, угрюмый;
И верного друга прощальной рукой
И гладит и треплет по шее крутой.

«Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,
Расстаться настало нам время;
Теперь отдыхай! уж не ступит нога
В твое позлащенное стремя.
Прощай, утешайся - да помни меня.
Вы, отроки-други, возьмите коня,

Покройте попоной, мохнатым ковром;
В мой луг под уздцы отведите;
Купайте; кормите отборным зерном;
Водой ключевою поите».
И отроки тотчас с конем отошли,
А князю другого коня подвели.

Пирует с дружиною вещий Олег
При звоне веселом стакана.
И кудри их белы, как утренний снег
Над славной главою кургана...
Они поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они...

«А где мой товарищ? - промолвил Олег, -
Скажите, где конь мой ретивый?
Здоров ли? все так же ль легок его бег?
Все тот же ль он бурный, игривый?»
И внемлет ответу: на холме крутом
Давно уж почил непробудным он сном.

Могучий Олег головою поник
И думает: «Что же гаданье?
Кудесник, ты лживый, безумный старик!
Презреть бы твое предсказанье!
Мой конь и доныне носил бы меня».
И хочет увидеть он кости коня.

Вот едет могучий Олег со двора,
С ним Игорь и старые гости,
И видят - на холме, у брега Днепра,
Лежат благородные кости;
Их моют дожди, засыпает их пыль,
И ветер волнует над ними ковыль.

Князь тихо на череп коня наступил
И молвил: «Спи, друг одинокой!
Твой старый хозяин тебя пережил:
На тризне, уже недалекой,
Не ты под секирой ковыль обагришь
И жаркою кровью мой прах напоишь!

Так вот где таилась погибель моя!
Мне смертию кость угрожала!»
Из мертвой главы гробовая змия,
Шипя, между тем выползала;
Как черная лента, вкруг ног обвилась,
И вскрикнул внезапно ужаленный князь.

Ковши круговые, запенясь, шипят
На тризне плачевной Олега;
Князь Игорь и Ольга на холме сидят;
Дружина пирует у брега;
Бойцы поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они.
1822

Примечания:
1. Олег – киевский князь, правивший в 879 – 912 гг. Прозван «вещим» после удачного похода на греков в 907 году.
2. Хозары - кочевой народ, во времена Олега обитавший на юге России;
3. «Твой щит на вратах Цареграда…» - Олега в знак победы над греками повесил свой щит на вратах Цареграда, столицы Византии.
4. Игорь Рюрикович - великий князь, правил киевской Русью в 912-945 гг.;
5. Ольга - жена Игоря, правившая Киевской землей после смерти Игоря.

Источник: Пушкин А.С. Собрание сочинений. В 10-ти томах. Т.1.
Стихотворения 1813-1824. М., «Худож. лит.», 1974, с. 186-189.

Из книги:

А.С.ПУШКИН. ПЕСНЬ О ВЕЩЕМ ОЛЕГЕ.
МОСКВА. 1915 г.
(для младших классов среднеучебных заведений
и для народных училищ)

Разбор баллады и объяснительные к ней примечания
написал инспектор Московской XI гимназии И. К. Линдеман (фрагменты):

<…>
Такое же сказание встречается в скандинавских сагах о норвежском Орвар-Одде. Орвар-Одд норвежский витязь, родом с острова Графнисты, но уроженец Беруриодра (Бер-лио), воспитанник Ингиальда. Он совершил путешествие в Биармию, одолел морских разбойников, совершил поездки в Шотландию, Ирландию, Англию; в Аквитании принял христианство, ездил в Иерусалим, на Руси вступил в брак с дочерью князя Геррауда Силькизифою и сам сделался рус-ским князем; отправился к себе на родину в побывку и умер там согласно предсказанию предвещательницы.
<…>
Следующие рассказы имеют много общего с содержанием нашего предания о смерти Олега.

Один юноша во Флоренции видел во сне, что был смертельно укушен каменным львом, стоявшим в преддве-рии одной церкви города. Утром он пошел с товарищем шутки ради испытать судьбу и, вложив руку в пасть льва, был укушен скорпионом, отчего вскоре умер.
В Италии одному человеку привиделся сон, будто его смертельно ранил лев, стоявший в преддверии церкви. На следующее утро он отправился в церковь с товарищем, которому рассказал свой сон; он сунул руку в пасть каменного льва и, глумясь над ним, сказал: «Ну, сильный ты враг, кусай меня и задуши, если можешь». Едва он это произнес, как был смертельно укушен таившимся в пасти льва скорпионом.

<…>
Один правитель области, по имени Сигурд, привязывает голову убитого им шотландскаго короля к стремени, но зуб умершего врага натирает ему ногу и причиняет смерть.
Сербы рассказывают: «У какого-то царя была дочь, которой вещун предсказал смерть от змеи. Царь, желая спасти свою дочь от рока, сделал для неё стеклянный дом, в который не могло заползти даже насекомое, и никуда не выпускал ее из дому. Но когда настал роковой день, она захотела винограду; слуги принесли ей большую кисть, в коей скрывалась змейка, и эта-то змейка укусила царскую дочь, постигнутую «суженым днем».

Отзвуки Пушкинской поэзии.

Н. Квашнин-Самарин в своей поэме «Княжая песнь» так же изложил смерть Олега в строгом согласии с летописью; в его стихах слышится влияние А. С. Пушкина.

СМЕРТЬ ОЛЕГА
(Отрывок из «Княжой песни» Н. Квашнина-Самарина.)

«Все смирилось, но с тоскою
Витязь в Киеве сидит;
Он качает головою,
Сам с собою говорит:
«Не к добру все это счастье.
Будет горе вслед за ним;
Идет грозное ненастье
Вслед за небом голубым.
С Германриком было то же».
Вот волхвов он созвал в дом:
«Объясните мне, чего же
Ждать я должен пред концом?

91
И скажите мне, какая
Ниспровергнет смерть меня?»
Отвечают: «Смерть княжая
От любимого коня.
Сделать вред тебе не может
Ни единый человек».
«Пусть и конь вас не тревожит;
Не приблизится во век.
В степь его сейчас отправить,
И поить его, кормить,
И до смерти там оставить;
Пусть на воле будет жить».
Так скончались греков беды;
Тут лукавым тем во страх,
Щит свой тяжкий в знак победы
Князь повесил на вратах.
Взял Олег свои оброки;
Кучу злата и сребра;
Аксамиты, паволоки,
Много всякого добра.
И вернувшись в Киев стольный,
Оделяет весь народ;
Тут то люд его довольный
Вещим сильного зовет.
Вспомнил речь волхвов воитель
И прилежно слуг пытал:

92
«Что мой конь, пустыни житель?
Жив ли он, иль прахом стал?»
Слышит князь: «В пустыне дикой
Белой костью он лежит».
Опечалился великий
И волхвов за ложь корит:
«В степь глухую затворили,
И зачах он без меня,
Даром, даром погубили
Злые милого коня.
Рок богов сказали ложно
Господину своему;
Всех убью! но прежде должно
Видеть кости самому».
Друга старого жалея,
В степь глухую князь спешит;
Видит он: в лугу белея,
Богатырский конь лежит.
Череп скалится, сверкает
Меж зеленою травой;
С грустью старый князь взирает,
Вспоминая век младой.
Сколько раз под ним носился
Он на лютых на боях;
Сколько раз под ним клубился
Обагренный кровью прах.

93
Вещий с лошади слезает
И стоит, склонясь главой;
Кости грустно созерцает
И коснулся их ногой.
«Кость одна лежит без тела,
От сего ли смерть моя?»
Вдруг, ужалив, зашипела
Из сухой главы змея.
«Вот она, моя судьбина;
Пусть скорей меня несут
В город стольный, в небо сына
Ваны мудрые зовут».

Источник: А. С. Пушкин, «Песнь о вещем Олеге». Копия рукописи по-
эта. С 27 рисунками в тексте. Разбор баллады и объяснитель-
ные к ней примечания написал инспектор Московской XI
гимназии И. К. Линдеман - 1915 г. (98 страниц).

Из древнескандинавских легенд

САГА ОБ ОДДЕ СТРЕЛЕ
(Пересказ Е. Балобановой, О. Петерсон)

Рождение и юность Одда

Жил в Храфнисте один человек по имени Грим, по прозвищу Бородатый. Так прозвали его за то, что щеки его совсем заросли волосами. Грим был сыном Кетиля Лосося. Было у Грима много скота и всякого добра, и с благодарностью принимались советы его не только соседями, но и всеми людьми далеко в окрестностях. Был он женат, и жену его звали Лофтеной. Она была родом из Вика.
Получил Грим известие из восточной стороны, что умер тесть его, Харальд. Лофтена была единственной его дочерью, и приходилось ей теперь отправляться туда, чтобы получить после отца скот и деньги. Грим так любил свою жену, что собрался плыть вместе с нею. Выждав попутного ветра, вышли они в море на двух кораблях и скоро прибыли в Берурьёд3. Тут остановились они на ночь и послали человека поискать им пристанища.
Жил там богатый бонд Ингьяльд со своей женою, и был у них один сын, Асмунд, красивый мальчик, подававший большие надежды. Как только узнал Ингьяльд о том, что подошли к берегу корабли Грима, поехал он Гриму навстречу и пригласил к себе в дом вместе с теми из спутников, кого тот пожелает с собой взять, и Грим охотно принял его приглашение.
Вот приехали они к Ингьяльду, и Лофтену провели в женскую половину дома, а Грима в зал, усадили его там на почетное место и стали угощать всем, что только было лучшего в доме.
И между тем, пока оставались они в доме Ингьяльда, родился у Лофтены мальчик, большой и красивый, и назвали его Оддом. Вскоре после рождения Одда Грим сказал, что пора им трогаться в путь. Ингьяльд потребовал тогда вознаграждения за свои хлопоты. Грим нашел это основательным.
- Выбери же себе в награду, что ты пожелаешь, - сказал он, - потому что много у меня разных драгоценностей и скота.
- Немало скота и у меня самого; но я хочу заключить с вами большую дружбу и потому прошу отдать мне вашего Одда на воспитание, и я буду заботиться о нем как о своем собственном сыне.
- Это сын Лофтены, и без ее позволения на это я не согласен, - сказал Грим.
Но Лофтена слышала их разговор.
- Мое желание таково, - сказала она, - чтобы хозяин получил то, о чем просит.
Поплыли Грим и Лофтена со своими спутниками дальше на восток, а Одд остался в Берурьёде.
Грим, пробыв на востоке, в Вике, столько времени, сколько было ему нужно, сел на свои корабли и поплыл назад в Храфнисту, не останавливаясь на этот раз в Берурьёде, добрался до своих владений и поселился там по-прежнему в своем доме.
Между тем Одд рос себе в Берурьёде и был самым высоким и красивым юношей не только во всей Норвегии, но и в других землях. Он отличался всеми доблестями, какие только можно себе представить. И Асмунд тоже был прекрасный юноша и всегда был готов служить Одду. Ни за что не хотел Одд ни участвовать в играх, ни стричь овец, как другие мальчики, но зато они с Асмундом были искусны в стрельбе и умели вести разумную беседу, потому что Ингьяльд был мудрый человек и учил их этому. Ингьяльд во всем отдавал предпочтение Одду перед Асмундом.
Одд верил только в собственную свою мощь и силу и не хотел совершать жертвоприношений богам, хотя Ингьяльд считал это достойным и важным делом.
Как-то раз Одд попросил, чтобы приказал Ингьяльд убить черного козла и содрать с него шкуру, и так и было сделано. Потом велел Одд изготовить лук гораздо больше и крепче, чем у других людей, а из шкуры козла сделал себе колчан для стрел.
Одд обычно носил пурпурную рубаху, туго стянутую поясом, и нарядные штаны и башмаки; на голове он носил золотую повязку, колчан за плечами и лук в руке; кроме этого, не было у него никакого другого оружия.
Каждому старался он дать полезный совет и всем желал добра. Так дело шло, пока не исполнилось Одду двенадцать, а Асмунду пятнадцать лет. И был тогда Одд так силен, что вряд ли нашелся бы хоть один человек, который мог бы поспорить с ним в силе.

Пророчество

Жила женщина по имени Хейд, и была она пророчица и колдунья, и знала как прошедшее, так и будущее. Она странство-вала по всей стране, и все люди приглашали ее, чтобы она предсказала им их судьбу.
При ней всегда было тридцать рабов - пятнадцать юношей и пятнадцать девушек, помогавших ей во время ее чародейства. Раз случилось ей проезжать неподалеку от дома Ингьяльда.
Рано утром вернулся Ингьяльд и пошел туда, где спали молочные братья, и, подняв их на ноги, сказал:
- Я хочу послать кого-нибудь из вас сегодня по одному делу. Поезжай ты, если хочешь, - прибавил он, обращаясь к Одду.
- Куда же это? - спросил Одд.
- Надо пригласить сюда на пир колдунью.
- Я не поеду, - сказал Одд, - по-моему, совсем не нужно, чтобы она сюда приезжала. И если ты непременно велишь мне ехать, то я поеду куда-нибудь в другое место.
- Ну так приходится ехать тебе, Асмунд, - сказал Ингьяльд.
Поехал тогда Асмунд с четырьмя спутниками к колдунье и пригласил ее в Берурьёд. Обрадовалась колдунья этому приглашению и в тот же вечер приехала туда со всеми своими людьми. Сам Ингьяльд вышел к ней навстречу и ввел ее в дом, где было уже все готово для пиршества.
Но Одд не желал показываться на глаза колдунье и не выходил к гостям.
Условился Ингьяльд с колдуньей о том, что этой ночью она совершит большое гадание. Вечером вышла она со своими людьми из дома, и никто из них не ложился спать, и всю ночь совершали они свои чары.
На другое утро встал Ингьяльд и пошел расспросить Хейд, удалось ли гадание.
- Прежде чем предсказать вашу судьбу, - сказала она, - мне надо увидеть вас всех. Каждый из вас по очереди должен подходить ко мне и просить меня открыть ему будущее.
- Мы все сядем перед тобой на скамьи, - сказал Ингьяльд, - и поочередно будем подходить к тебе.
Прежде всего спросил ее Ингьяльд о благоприятной погоде и о зиме, и она открыла ему то, о чем он спрашивал.
Потом подошел он к ней и сказал:
- Ну а теперь я хочу узнать свою судьбу!
- Да, - отвечала она, - тебе приятно будет узнать ее! Ты проживешь в Берурьёде в большом почете до глубокой старости.
Тогда Ингьяльд отошел от нее, и к Хейд приблизился Асмунд.
- Хорошо, что ты подошел ко мне, Асмунд, - сказала она. - Ты станешь великим воином, но твой путь лежит далеко от дома, и не придется тебе дожить до глубокой старости.
Выслушал это Асмунд и пошел на свое место.
Так подходили к ней один за другим все люди, и каждому предсказывала она, что суждено ему в жизни. И все радовались ее предсказаниям.
- Кажется, все уже подходили ко мне, - сказала она наконец.
- Да, кажется, это так.
- А кто же лежит там, в соседней комнате, под периною? - спросила она. - Сдается мне, это какой-нибудь бессильный старик.
Сбросил с себя перину Одд, сел на постели и сказал:
- А между тем, как ты сама видишь, это муж, полный сил, который хочет лишь одного - чтобы ты молчала и не заботилась о его судьбе. Знай, что не верю я ни одному твоему слову; а если ты не оставишь меня в покое, то я ударю тебя.
- Тебе следовало бы спросить меня о своей судьбе; я должна тебе ее открыть, а ты должен меня выслушать.
Сказав так, Хейд запела какую-то таинственную песню.
- Вот, что это значит, Одд, - объяснила она. - Ты проживешь дольше других - целых триста лет, и объездишь много земель и морей, и всюду, куда ни приедешь, слава твоя будет расти. Путь твой лежит далеко отсюда, но умрешь ты в Берурьёде. Стоит здесь в конюшне конь серой масти с длинной гривой по имени Факси, и этот конь причинит тебе смерть.
- Рассказывай сказки свои старым бабам! - крикнул Одд и, вскочив с места, подбежал и ударил колдунью прямо в лицо, так, что кровь полилась на пол.
Стала звать своих слуг колдунья и приказала им тотчас же собираться.
- Я хочу уехать отсюда как можно скорее! - кричала она. - Лучше было мне совсем никуда не ездить, чем заехать в такое место!
- Побудь еще на пиру, - уговаривал ее Ингьяльд, - а потом я одарю тебя подарками.
- Выкладывай скорее свои подарки, они будут вирою за обиду, - отвечала ему Хейд, - и я сейчас же отправлюсь в путь со своими людьми.
Пришлось сделать так, как она хотела. Получила она подарки от Ингьяльда и, не дожидаясь конца пира, уехала.

Одд и Асмунд убивают коня

Спустя какое-то время Одд позвал с собой Асмунда, и пошли они туда, где стоял конь. Накинули они на него узду и повели коня к берегу моря, в холмы. Там вырыли они яму почти в два человеческих роста и, убив коня, бросили его туда. Потом завалили молочные братья эту яму такими большими камнями, какие только было им под силу поднять, и насыпали еще сверху много мелких камней и песку, так что над могилой коня встал высокий курган. И сказал тогда Одд:
- Не сможет исполниться теперь предсказание колдуньи о том, что конь этот причинит мне смерть.
Совершив все это, вернулись они домой.

Одд отправляется в странствия

Настал день, когда пришел Одд, чтобы поговорить с Ингьяльдом, и сказал так:
- Я хочу, чтобы ты оснастил мне корабль!
- Что будешь ты с ним делать? - спросил Ингьяльд.
- Я желаю пуститься на нем в путь, покинув твою землю.
- А кто поплывет с тобой? - снова спросил его Ингьяльд.
- Мы поплывем вдвоем с Асмундом.
- Но я не хочу, чтобы он странствовал долго, - заметил Ингьяльд.
- Он вернется домой не раньше, чем я, - отвечал ему Одд.
- Этим ты причинишь мне большое горе!
- Так я отплачу за то, что ты пригласил сюда колдунью.
- Ничего не поделаешь, - сказал тогда Ингьяльд, - все будет устроено так, как ты хочешь.
Стали молочные братья собираться в путь. Ингьяльд снарядил для них двенадцативесельный корабль и все хорошенько приладил на нем, а затем пожелал Одду и Асмунду счастливой жизни. Гребцы взялись за весла, и корабль отошел от берега.
- Куда мы поплывем? - спросил Асмунд, и Одд отвечал ему, что прежде всего хочет побывать у своих родичей в Храфнисте.
- Далекий путь предстоит нам, и тяжело будет грести так долго, - заговорил Одд, как только вышли они в море. - Теперь самое время показать мне, какого я рода: дед мой, Кетиль Лосось, всегда имел попутный ветер, куда бы ни плыл.
Поставили они парус, и тотчас подул самый лучший попутный ветер и понес их на север. Вскоре пристали они к берегу в Храфнисте и пошли к дому Грима. За спиной у Одда был его колчан, а в руках лук, и Асмунд тоже захватил с собой свое оружие.
Как только узнал Грим об их прибытии, вышел он к ним навстречу со всеми своими домочадцами и стал упрашивать молочных братьев остаться у него.
- Нет, я хочу разыскать прежде своих родичей, Гудмунда и Сигурда, - отвечал ему Одд, - слыхал я, что собирались они плыть в Бьярмаланд.
- Хотелось бы мне, чтобы вы прожили со мною хоть эту зиму, - уговаривал его Грим.
Но Одд не согласился, и Грим должен был уступить.
Гудмунд был родной брат Одда, только годами двумя его младше, а Сигурд - племянник Грима, сын его сестры, и оба они были отважные юноши. Поехал тогда Грим вместе с Оддом к тому острову, где у Гудмунда с Сигурдом были уже приготовлены два корабля. Окликнул Одд с берега своих родичей, и они очень обрадовались ему.
- Дело в том, - закричал им Одд, - что мы с моим молочным братом хотим отправиться в странствия вместе с вами!
- Невозможно теперь уладить это, - отвечал ему Гудмунд, - мы сообща приготовились к плаванию и запаслись едой, питьем и всем прочим. Мы не можем принять на корабль того, кто не внес своей доли. Потерпи, брат, поплывем вместе следующим летом, если к тому времени не пройдет еще у тебя охота.
- Хорошо сказано, братья! - отвечал им Одд. - Но может статься, что к следующему лету мне уже не будет нужды в корабле под вашим водительством!
- Ну а теперь тебе никак нельзя поплыть с нами, - снова отвечал ему Гудмунд.
- Да никто и не станет вас больше об этом просить, - сказал Одд.
- Вернулся Одд со своим отцом домой. Грим приготовил ему почетное место рядом с собою, а следующее отдал Асмунду. Хозяйка дома, Лофтена, встретила их радостно и радушно и задала в честь их роскошный пир.

Сон Гудмунда

Теперь надо рассказать о Гудмунде и Сигурде. Просидели они со своими кораблями уже с полмесяца, и все не было им попутного ветра. Но вот случилось раз ночью, что Гудмунд стал беспокоен во сне, и все кругом говорили, что следовало бы его разбудить; но Сигурд отвечал, что лучше дать Гудмунду случай воспользоваться сном.
- Что приснилось тебе? - спросил Сигурд Гудмунда, когда тот проснулся.
- Приснилось мне, будто мы вот так же стоим под островом с двумя кораблями, - отвечал Гудмунд, - и вдруг увидел я белых медведей, кольцом залегших вокруг, а перед нашими кораблями торчала из-под воды голова самого большого и страшного зверя. И представилось мне, что зверь этот непременно бросится на корабли и потопит их.
И сказал ему тогда Сигурд:
- Большое значение имеет твой сон! Зверь, приснившийся тебе, - это душа нашего родича Одда. Он мстит нам, и, думаю я, это он не дает нам попутного ветра за то, что мы отказались взять его с собой.
- Так как же нам быть? - спросил Гудмунд.
- Надо пригласить его с нами в плавание, - отвечал Сигурд.
- Но теперь, пожалуй, он уже не захочет плыть на корабле под нашим водительством, - заметил Гудмунд.
- Тогда придется нам уступить ему один совсем снаряженный корабль.
Порешив так, сошли они на берег и поспешили домой к Гриму, застали там Одда и стали приглашать его в плавание. Но Одд отвечал, что теперь уже с ними не поплывет.
- Вместо того чтобы совсем не плыть с нами, лучше возьми себе один из наших кораблей со всеми припасами! - сказали они ему.
- Ну, тогда я согласен плыть, потому что сам я и так готов, - отвечал Одд.

Прощание с Гримом

Собрались они в путь, и сам Грим проводил их до кораблей и на прощание сказал Одду:
- Я хочу подарить тебе эти три стрелы. Называются они Подарок Гусира; Кетиль Лосось получил их от самого Гусира, финского конунга. Замечательны они тем, что после выстрела сами собою прилетают назад к стрелку и притом никогда не дают промаха.
Взял Одд стрелы у отца и увидел, что они с золотым оперением.
- Хороший подарок сделал ты мне, отец, - сказал он, - и большое тебе за него спасибо!
Тут они простились и разошлись.
Взошел Одд на свой корабль и приказал поднять якорь. Сначала взялись они за весла, но, как только отошли от берега, Одд распорядился, чтобы поставили парус; сейчас же подул попутный ветер, и они поплыли на север, к Финнмарку. Там ночью стали они на якорь недалеко от берега и разглядели неподалеку от моря несколько финских землянок. Как только наступило утро, отправился Гудмунд со своими людьми на берег и разграбил все землянки, потому что были там одни женщины, мужчин же никого не было дома. Хотелось попасть на берег и людям Одда, но он запретил им покидать корабль.
Вернулся Гудмунд на корабль и стал уговаривать Одда отправиться вместе с ним грабить землянки на следующее утро, но Одд отказался и отвечал, что предпочтет утром поднять парус и пуститься в дальнейший путь.
Так они и сделали, и о плавании их ничего больше не говорится, пока не прибыли они в Бьярмаланд и не вошли со своими кораблями в реку Вину.

Пленение кравчего

Как только наступила ночь, сказал Одд своим людям:
- Как вы думаете, что нам теперь делать?
Они попросили, чтобы он решил это сам.
- В таком случае, - сказал он, - мы сядем с Асмундом в лодку и поплывем к берегу, чтобы посмотреть, кто там живет.
Так они и поступили и, выйдя на берег, пошли в глубь страны, находя дорогу по вехам. Было очень темно, но все же разглядели они перед собой большой дом и, подойдя к дверям, увидали, что внутри дома светло и нет почти ни одного темного уголка. Много мужей сидело там на скамьях, стоявших вдоль стен, и все эти люди веселились и пили.
- Понимаешь ли ты что-нибудь в том, что они говорят? - спросил Одд.
- Не более, чем в птичьем щебете, - отвечал ему Асмунд, - а ты понимаешь что-нибудь?
- Приметил я здесь одного человека, - проговорил Одд, - который подает питье сидящим на скамьях, и сдается мне, что должен он говорить на нашем языке. Теперь ты подождешь меня у дверей, а я войду в дом.
Вошел Одд в комнату и остановился около стола, на котором хранилась посуда. Здесь было всего темнее, потому что стол стоял далеко от огня.
Понадобилось кравчему подойти к столу с посудой; и тут Одд схватил его и забросил себе на плечо. Принялся тогда кравчий кричать, что схватил его какой-то злой дух. Повскакали со своих мест бьярмы и бросились было на помощь к кравчему, но Одд уже вынес его из дома и скрылся у них из глаз.
Вернулись Одд с Асмундом на корабль и принесли пленника. Одд посадил его рядом с собою и стал расспрашивать.
- Выбирай, - сказал Одд, - или ты будешь отвечать мне на моем языке, или же я закую тебя в цепи.
- Спрашивай меня, о чем хочешь, - сказал кравчий.
- Скажи мне, какого ты рода и как долго прожил здесь?
- Прожил я здесь несколько лет, а родом я норвежец.

Скажи, где нам искать здесь добычи, - продолжал спрашивать Одд.
- Стоит на берегу реки Вины могильный курган, и весь он сложен из земли и денег: туда приносят землю и серебро всякий раз, как умрет кто-нибудь из здешних людей.
И сказал тогда Одд Гудмунду:
- Мы пойдем ночью к могильному кургану, а вы караульте здесь этого человека, чтобы он не убежал.
После этого сошел Одд на берег и направился к кургану.
А Гудмунд с Сигурдом, оставшись на корабле, посадили кравчего между собою; но он, выбрав удобную минуту, спрыгнул-таки с корабля в воду. Погнались было за ним, но он успел выплыть на берег и скрылся в лесу.

Битва и возвращение на корабли

Скоро бьярмы подошли к ним совсем близко. Тогда Одд, схватив обеими руками свою палицу, напал на них, и много людей полегло под его ударами. Асмунд тоже не отставал от него, и много бьярмов было положено на месте, а остальные бежали. И велел тогда Одд своим людям собирать добычу и брать серебро и оружие. Так они и сделали.
Вернулся Одд со своими людьми к кораблям и увидел, что корабли уже тронулись с места.
- Что это? - сказал Одд. - Тому может быть две причины: или Гудмунд желает поставить корабли так, чтобы берег заслонял их от ветра, или родичи наши нас обманули, когда мы меньше всего этого ожидали!
- Этого не может быть! - сказал Асмунд.
- Сейчас мы все узнаем, - сказал Одд. Поспешно побежал он к лесу, влез на высокое дерево и развел на его вершине огонь. Сделав это, он вернулся к своим. Тогда увидели они, что две лодки отошли от кораблей и направились к берегу; они узнали в лодках своих людей, и скоро Одд встретился с родичами на кораблях.

Плавание в страну великанов

Вскоре пустились они в обратный путь, захватив с собой всю добычу. Ничего не рассказывается об их плавании до тех пор, пока не достигли они Финнмарка. Здесь, как и в первый раз, стали они на якорь и вечером улеглись спать. Но ночью разбудил их такой громкий треск, какого они никогда не слыхивали.
- Что это может быть? - стал спрашивать Одд Гудмунда и Сигурда, и тут снова послышался грохот, а потом и еще - гораздо сильнее.
- А как думаешь ты, брат мой Одд, - сказал Гудмунд, - что может предвещать это?
И сказал Одд:
- Слыхал я, что, когда два разных ветра несутся друг другу навстречу, то, как только они сталкиваются, раздается сильный треск. Теперь надо ожидать непогоды: вероятно, финны насылают на нас бурю за то, что мы ограбили их.
Тогда накинули они на корабли наружные пояса и приготовили все, что было нужно ввиду предсказания Одда. Затем подняли они якоря. Почти тотчас же разразилась буря, и была она так сильна, что чуть-чуть не потопила их; притом не было никакой возможности грести. Буря свирепствовала, не утихая, целых двадцать дней.
- Сдается мне, за то, что мы ограбили финнов, - проговорил Одд, - они не отпустят нас отсюда, пока мы не выкинем за борт все их добро.
- А как же вернется к ним то, что мы сбросим за борт? - спросил Гудмунд.
- А вот увидим, - сказал Одд.
Так и сделали: достали взятую у финнов добычу сбросили за борт. Упав в воду, финские сокровища стали раскачиваться на волнах взад и вперед, пока не попали в корзину, появившуюся невесть откуда, - и, подхваченная ветром, взвилась эта корзина в воздух и скрылась из виду. По мере того, как все это совершалось, тучи начали расходиться, море успокоилось, и вскоре увидали викинги перед собою берег. Все люди до того были утомлены, что ни на что уже не годились, и только один Асмунд мог еще помогать Одду. Стали они рассуждать, что это за земля.
- Думается мне, попали мы очень далеко, на самый северный край света, - сказал Одд. - Судя по тому, что рассказывают в сагах мудрые люди, должна это быть земля великанов. Но люди наши совсем утомились, а потому, думаю я, не остается нам ничего другого, как сойти на берег и отдохнуть.
Тогда постарались они подойти как можно ближе к земле, правя прямо на видневшийся впереди небольшой мыс. Одд посоветовал остановиться здесь, потому что гавань казалась хорошей, а недалеко от берега рос большой лес.
- Прежде чем сойти всем на берег, - сказал Одд, - надо кому-нибудь в лодке переправиться туда и посмотреть, что это за земля.
Так они и сделали и скоро поняли, что это большой привольный остров, совсем необитаемый. Было на нем много зверья в лесу, много китов и тюленей, на берегах много птичьих яиц и всякой птицы. Осмотрев остров, вернулись викинги к своим спутникам.
Стал Одд уговаривать своих людей, чтобы были они осторожнее:
- Пусть каждый день по двенадцати человек с кораблей наблюдают за островом; мы же займемся охотой и рыбной ловлей и запасем провизии.
Раз, когда отправились они на охоту, застигла их в лесу ночь, и увидали они большого лесного медведя. Пустил в него Одд стрелу из лука и не дал промаха. Так и убили они этого медведя. Тогда велел Одд, сняв с медведя шкуру, набить ее и, всунув распорки в чучело, посадить его на задние лапы; в раскрытую же пасть велел он положить плоский камень, чтобы можно было разводить там огонь.

Битва с Гнейп

Раз сидели они поздно вечером на кораблях и вдруг приметили на острове великанов.
- Любопытно мне посмотреть, - сказал Одд, - что это за люди такого огромного роста, и хочется мне, Асмунд, подобраться к ним поближе на лодке.
Так они и сделали: сели в лодку, подошли к острову, подняли весла и стали прислушиваться. Тут услыхали они, что один великан говорит громким голосом:
- Вы знаете, что какие-то бородатые дети появились на нашем острове и убивают наших зверей и всякую другую дичь. У них есть медведь, в глотке которого горит огонь. Теперь я созвал вас сюда совещаться о том, как нам помешать им. Вот золотое кольцо, и отдам я его тому, кто возьмется погубить пришельцев.
Тут увидали они, что поднялась на ноги огромная женщина.
- Не медля должны мы исполнять твои приказания, о конунг великанов! - заговорила она. - Если ты хочешь, я выполню все сама.
- Хорошо, Гнейп, - сказал конунг, - возьми на себя это дело. А теперь разве не видите вы, что два бородатых младенца в лодке стоят под крутым берегом и слушают наш разговор? Вот я дам им себя знать!
И Одд увидал, что полетел к ним с берега камень. Поспешил он тогда отойти в сторону со своей лодкой, но вскоре полетел к ним и второй камень, а вслед за ним и третий.
- Ну, надо нам поскорей уходить от острова, - сказал Одд, и они поспешили вернуться к своим людям.
Вдруг они увидали, что женщина догоняет их вплавь, каждым взмахом рук с силой рассекая воду. Была она огромного роста и одета в платье из звериных шкур, и показалось им, что никогда еще не видели они такой безобразной женщины. В одной руке у нее была большая железная палка. Тогда Одд прицелился и пустил в великаншу стрелу, но Гнейп отвела стрелу чарами, и та пролетела мимо.
Взял тогда Одд одну из стрел Гусира, натянул тетиву и спустил ее. Стрела попала прямо в глаз великанше, а потом, вырвавшись из раны, прилетела назад к тетиве лука.
- Да, эта стрела пострашнее: с ней я не могу бороться! - сказала великанша.
Пустил тогда Одд вторую стрелу конунга Гусира, и произошло то же самое.
- Видно, приходится мне повернуть назад, - сказала Гнейп.
Повернула она назад, слепая на оба глаза.

Великаны в горе

Хочется мне теперь, Асмунд, вернуться на берег, чтобы посмотреть на жилище Гнейп, - сказал Одд, и они вернулись на берег; у Одда были его лук и стрелы, у Асмунда его оружие.
Взобрались они на гору, стали осматривать ее со всех сторон и увидали пещеру в горе, а в ней огонь, ярко освещавший вход. Много сидело там на обеих скамьях всяких троллей, великанов и великанш, страшных и безобразных. Никогда Одд и Асмунд не видали еще ничего подобного.
- Где служитель наш? - заговорил один из великанов.
- Вот и я, - отозвался тот, - только принес я тебе недобрые вести.
- Какие вести?
- А такие, что дочь твоя Гнейп вернулась домой слепая на оба глаза, которые прострелили ей стрелами.
- Этого надо было ожидать, - сказал великан. - Она задумала погубить Одда со спутниками, хотя было предсказано Одду, что он проживет дольше других людей. Знаю я также, что финны загнали его корабль к нам, чтобы мы погубили его; но теперь вижу я, что это нам не по силам, и дам его кораблям бурный ветер, который вынесет их отсюда. А за то, что Одд ранил дочь мою Гнейп стрелой Гусира, надо дать ему имя, а потому пусть называется он теперь Оддом Стрелой.
Вернулся Одд к своим спутникам и рассказал им, что, ослепив великаншу Гнейп, он получил за то новое имя.
- Финны наслали бурю, что принесла нас сюда, великаны же пошлют бурный ветер, который вынесет нас отсюда, а потому нам надо готовиться в путь, - сказал Одд.
Так и поступили они и с большим старанием приготовились к буре. И налетел тогда ветер еще сильнее прежнего, а вместе с ним мороз и метель, и снова пришлось им бороться с бурей двадцать дней и двадцать ночей, прежде чем попали они опять к берегам Финнмарка.
Ничего больше не рассказывается об их странствии до самого возвращения в Храфнисту.
Грим встретил их с большой радостью и упросил Одда остаться у него на зиму со всеми своими людьми. И Одд согласился на это и провел всю зиму дома.

Битвы с викингами

Весело проводил время Одд зимой в доме Грима, а весной стал упрашивать своего отца снарядить ему три корабля и указать викинга, с которым мог бы он помериться силами. Грим указал ему жившего на востоке викинга Хальвдана, у которого было наготове целых тридцать кораблей. Выслушал его Одд и отправился с тремя кораблями против тридцати кораблей Хальвдана.
Хитростью победил Одд Хальвдана и, проведя все лето у берегов Норвегии, под осень вернулся на север и в Храфнисту и опять провел зиму у Грима. Весной снова стал он просить Грима указать ему викинга, с которым он мог бы сразиться. И сказал ему Грим, что на юге живет викинг Соти, у которого сорок кораблей. Пустился Одд в путь, добрался до кораблей Соти, убил его самого и, вернувшись домой к Гриму, снова всю зиму провел у отца.
Прошло с полгода, и Одд вновь стал собираться в путь. Было у него теперь уже пять кораблей. На этот раз Грим указал ему двух могучих викингов - Хьяльмара и Торда. Было у них пятнадцать кораблей и по сто человек дружины на каждом; жили они у шведского конунга Хлодвера и каждый год летом выходили в море.
Добрался Одд со своими спутниками до указанного ему места и поставил свои корабли в небольшой бухте, скрываясь за скалистым мысом. По другую сторону мыса стояли пятнадцать кораблей Хьяльмара и Торда.
Приказал Одд своим людям разбить палатки на кораблях, а сам с Асмундом переправился на берег и сейчас же взобрался на высокий мыс, чтобы осмотреться.
Палатки Хьяльмара и Торда были разбиты на суше, и сами они тоже были на берегу. Долго смотрел на них с мыса Одд и сказал:
- Сдается мне, что этих людей не испугаешь и что трудно застать их врасплох. Делать нечего, придется нам встретиться с ними утром.
Так они и сделали, и как только рассвело, отправился Одд на берег для разговора с Хьяльмаром. Тогда и Хьяльмар, видя на берегу вооруженных людей, тоже вооружился и пошел им навстречу, а подойдя ближе, спросил, кто они такие. Одд сказал ему свое имя.
- Не ты ли несколько зим тому назад был в Бьярмаланде? Зачем ты приехал сюда? - спросил Хьяльмар.
Отвечал Одд:
- Хочу я узнать, кто из нас двоих больший викинг.
- Сколько же у тебя кораблей?
- У нас пять кораблей и сто человек на каждом, а сколько у вас?
- У нас пятнадцать кораблей, - сказал Хьяльмар, - и по сто человек на каждом, а потому мы устроим так: десять кораблей не станут принимать участия в битве, биться же будем один против одного.
Построили они своих людей, и началась битва, продолжавшаяся весь день, и ни одна сторона не уступила. Заключили они на ночь перемирие, а наутро битва началась снова и опять продолжалась до ночи - и снова кончилась ничем. Вновь заключили они перемирие на ночь, и тогда Торд заговорил с Оддом, предлагая сойтись поближе и стать друзьями.
- Это мне нравится, - отвечал Одд, - только не знаю я, что скажет на это Хьяльмар.
- Хочу я, чтобы вы признавали тот же закон викингов, который был принят у меня и раньше, - сказал Хьяльмар.
- Прежде чем согласиться, должен я еще знать, что это за закон, - отвечал Одд.
И Хьяльмар заговорил:
- Ни я, ни люди мои не хотим ни есть сырого мяса, ни пить крови. Есть много людей, которые закручивают мясо в материю, потом бьют его и после этого считают пригодным в пищу, но мне кажется, что это волчья еда. Я не хочу обирать купцов или береговых жителей более, чем это необходимо в походе, и не позволяю обижать и грабить женщин.
- Очень нравится мне твой закон, - сказал Одд, - всему этому согласен я подчиняться.
Так соединил Одд свои силы с силами Хьяльмара и Торда, и с тех пор все походы они совершали вместе.

Плавание в Ирландию. Смерть Асмунда

С наступлением осени простился Одд с Асмундом и другими своими спутниками, которые поплыли домой, а сам прогостил зиму у Хьяльмара, при дворе шведского конунга Хлодвера, где все оказывали Одду величайший почет. Весной снова соединились они с Асмундом. Было у них теперь уже двадцать кораблей. Прежде всего захватили они Оркнейские острова, потом отправились в Шотландию и, пробыв там два года, захватили много шотландских земель. Наконец решили они плыть в Ирландию. Силы их все росли, и было у них теперь целых шестьдесят кораблей.
В Ирландии они захватили немало добра и скота. Во всех битвах Асмунд всегда был неразлучен с Оддом.
Как-то раз сидели Асмунд и Одд на пригорке: они часто ходили одни и не брали с собой никого из своих людей. У Одда, по обыкновению, в руке был лук, а за спиною колчан со стрелами. Вдруг услыхал Одд крики в лесу, а вслед за тем пролетела стрела, и Асмунд упал на землю, раненный насмерть. Никогда еще не знавал Одд такого горя. Прикрыв Асмунда чем было можно, поспешил он в ту сторону, откуда вылетела стрела. Вскоре увидал он в лесу большую поляну и там множество людей - мужчин и женщин. Предводительствовал у них муж в платье из драгоценной материи; в руке у него был лук. Одд взял одну из стрел конунга Гусира и, натянув свой лук, убил этого человека, и стрела тотчас же вернулась назад. Одд продолжал стрелять и убил еще троих. И тогда все люди бежали с поляны и скрылись в лесу.

После смерти Асмунда охватило Одда великое горе, и он решил всеми силами вредить ирландцам. Выбрался он в лесу на тропинку и пошел по ней, а там, где лесная чаща преграждала путь, он вырывал кусты вместе с корнями. Вдруг показалось ему, что один куст сидит в земле не так плотно, как другие. Он подошел к нему и, осмотрев хорошенько, нашел под ним прикрытый дверкою вход. Одд поднял ту дверь и спустился в подземелье, где увидел семь женщин, из которых одна была красивее всех. Тут Одд взял ее за руки и захотел вывести из подземелья.
- Оставь меня, Одд, - сказала она.
- Откуда ты знаешь, что зовут меня Оддом? - спросил он.
- Как только вошел ты сюда, я сейчас же узнала твое имя. Я знаю также и то, что с тобою тут Хьяльмар; и должна я сказать, что нет у меня никакой охоты отправляться с тобой на корабль.
Тут подошли остальные женщины и собрались было защищать ее, но она велела им отойти.
- Хочу откупиться от тебя, Одд, - сказала она, - с тем только, чтобы ты оставил меня в покое.
- Не нужно мне от тебя ни скота, ни денег, - сказал Одд.
- Тогда я сошью для тебя рубашку.
- У меня их и так довольно.
- Эта рубашка будет особая: шелковая и вышита золотом. В ней ты не будешь знать холода ни на воде, ни на суше; ни огонь, ни море не причинят тебе смерти, и никакое железо не сможет ранить тебя. А перестанет тебя охранять рубашка только в том случае, если ты обратишься в бегство. Но для того, чтобы я могла приготовить ее, ты должен уехать отсюда.
- А когда она будет готова? - спросил Одд.
- Ровно через год, в этот же самый день, когда солнце будет стоять на юге, мы встретимся с тобою в лесу на этой поляне.
- А чем заплатите вы мне за смерть Асмунда?
- Неужели мало тебе, что ты убил моего отца и трех моих братьев?
- Ну, будь по-твоему, - отвечал Одд.
Вернувшись на корабль, рассказал он о смерти Асмунда, и Хьяльмар предложил Одду остаться еще на время в этой земле с тем, чтобы сжечь все селения и перебить людей.
Но Одд сказал, что намерен пуститься в путь при первом попутном ветре. Подивились викинги, однако решили поступить так, как он хочет; но прежде они похоронили Асмунда и насыпали над ним высокий курган.
На следующий год по желанию Одда собрались викинги в новый поход в Ирландию. Когда подошли они к берегу, Одд сказал, что он хочет отправиться по делу один, без провожатых. Упрашивал его Хьяльмар позволить и ему тоже пойти, но Одд настоял на своем.
Выбравшись на берег, пошел он в лес и разыскал ту поляну, где должна была встретить его Ольвор, дочь конунга; но оказалось, что ее там не было.
Одд уже рассердился было, как вдруг услыхал стук колес и, оглянувшись, увидел, как подъехала Ольвор. С ней было много людей.
Увидев Одда, Ольвор сказала:
- Не хочу я, чтобы ты думал, будто бы не исполнила я того, что обещала.
- А где же рубашка? - спросил Одд.
Показала Ольвор рубашку, и та оказалась ему как раз впору.
- Чем могу я отплатить тебе за подарок? - спросил Одд. - Он стоит гораздо больше, чем я ожидал.
- После смерти моего отца народ выбрал меня правительницей, - отвечала Ольвор, - и теперь хочу я, чтобы ты поехал со мною и прогостил у меня три года.
Согласился на это Одд. Согласился и Хьяльмар прожить с Оддом три года в Ирландии. А когда истекло это время, пришлось Одду с Хьяльмаром снова пуститься в странствия.

Викинг Сэмунд

Немало сражений выдержал Одд; не раз приходилось викингам биться с сильными и многочисленными врагами. Случалось, что было у них меньше кораблей и людей, но они всегда оставались победителями. Новые утраты потерпел Одд: в одном из сражений погиб его друг Торд, а в другом - Хьяльмар, и остался Одд только втроем со своими родичами, Гудмундом и Сигурдом. Пришлось ему ехать в Швецию, чтобы рассказать там конунгу Хлодверу о гибели его викингов. Все в Швеции были огорчены этой вестью, и конунг Хлодвер уговорил Одда остаться у него, чтобы охранять его землю, как это делал прежде Хьяльмар.
Рассказывают, что раз как-то летом направился Одд со своими десятью кораблями и со всеми своими людьми в Гаутланд. Там встретил его викинг по имени Сэмунд. То был искусный воин, отличавшийся необыкновенным ростом и силою. Всю свою жизнь провел Сэмунд в морских походах. Было у него много больших кораблей, и он сейчас же со всеми своими людьми вступил в битву с Оддом.
У Одда было гораздо меньше людей, чем у Сэмунда, а потому к вечеру он один остался в живых на своем корабле. Тогда, пользуясь темнотой, спрыгнул он в море и поплыл прочь от корабля. Но один из викингов Сэмунда увидел это и, взяв дротик, пустил вслед Одду и ранил его в ногу. Вспомнил тогда Одд, что рубашка Ольвор не может уберечь от беды, если он обратится в бегство, и, повернув, поплыл назад к кораблю. Увидев это, викинги сейчас же схватили его, сковали ему ноги и, сняв тетиву с лука, связали за спиной руки. Сэмунд приставил к нему стражу, а остальных своих людей отпустил спать и сам тоже ушел в свою палатку. Многие воины Сэмунда ночевали на берегу.
Когда все войско заснуло, Одд заговорил со сторожившими его людьми:
- Вот бедные люди, - сказал он, - стерегут меня, и нечем им даже позабавиться. Устройте-ка так, чтобы один из вас развлекал других песнею или сказкой, а если хотите, то я и сам буду петь для вас.
Они охотно согласились на это и попросили его спеть что-нибудь. И Одд тут же начал петь и пел до тех пор, пока они все не заснули. Тогда увидел он около себя топор и перетер тетиву, связывавшую ему руки, а после без труда избавился и от оков. Пошел он искать свои стрелы и, разыскав лук и колчан, бросился в воду, выбрался на берег и поспешил скрыться в лесу. Миновала ночь, и наутро решил Сэмунд убить Одда, но оказалось, что стража спит, а Одд исчез.
Еще несколько дней оставался Сэмунд в Гаутланде, и Одд сумел пробраться в его палатку, стоявшую на берегу, и убить его; после чего, захватив большую добычу, вернулся он назад ко двору шведского конунга Хлодвера и спокойно прожил там всю зиму.

Плавание Одда в Средиземное море и кораблекрушение

Раз весною послал Одд на север, в Храфнисту, своих людей: он приглашал к себе Гудмунда и Сигурда, чтобы вместе отправиться в чужие земли.
Слава Одда была уже так велика, что все иноземные конунги спешили принять его и угостить как можно лучше. На следующее лето отправился он со своими людьми в Грецию, а оттуда поплыл в Сицилию, где в то время уже жили христиане. Был там один монастырь, и правил им аббат по имени Хуго; то был очень мудрый человек. Узнав, что приехали в его землю язычники из северной страны, этот почтенный аббат пошел повидаться с ними и вступил в разговор с Оддом. Много говорил он о славе Божьей, а Одд заставлял его все это разъяснять.
Стал аббат упрашивать Одда креститься, но Одд сказал, что надо ему прежде посмотреть христианское богослужение. На следующий день Одд со своими людьми отправился в церковь, и там услышали они звон колоколов и прекрасное пение. Снова заговорил аббат с Оддом и спросил, как понравилось ему богослужение. Одд отвечал, что очень понравилось, и попросил разрешения прожить в монастыре зиму. Аббат согласился.
Незадолго до Рождества появились в Сицилии разбойники и стали грабить страну. Аббат Хуго вновь пошел переговорить с Оддом и стал просить его освободить землю от этих злодеев. Одд согласился и собрал свою дружину. Той же зимою объехал он все греческие острова и захватил там много сокровищ.
Совершив это, Одд снова вернулся на остров Сицилию и тут принял крещение от аббата Хуго, а вместе с Оддом крестилось и все его войско.
Весной отправился Одд в Иерусалим, но дорогою поднялась такая страшная буря, что все корабли его были разбиты. При этом погибли все его люди, и только он один выплыл на берег, ухватившись за какой-то обломок. Однако колчан со стрелами, который Одд всегда носил при себе, уцелел.

Одд у конунга Гейррёда

Долго странствовал Одд из страны в страну и наконец попал в неизвестную ему землю. Там нашел он в лесу маленькую хижину и пожелал в ней отдохнуть. Был на нем большой плащ, как у странников, а в руках - колчан и лук. Перед хижиной Одд увидал седого человека небольшого роста, который колол дрова. Человек этот поздоровался с Оддом и спросил, как его имя. Одд назвался Видферуллем.
- А как зовут тебя, человек? - спросил он.
- Меня зовут Йольв, - отвечал тот. - А ты, вероятно, хочешь здесь переночевать?
- Да, хочу.
Вечером Видферулль достал из-под своего плаща нож - очень красивый и украшенный золотыми кольцами. Хозяин взял этот нож в руки и стал рассматривать.
- Не хочешь ли ты, чтобы я подарил тебе этот нож? - спросил Видферулль.
- Очень был бы рад, - отвечал хозяин.
Вот переночевали они эту ночь. А когда проснулся Видферулль на следующее утро, Йольва уже не было в доме.
- Муж мой хочет, чтобы ты еще погостил у нас, - сказала жена хозяина.
- Хорошо, - сказал Видферулль.
После полудня вернулся домой и муж, и тогда жена собрала им обед и накормила. Хозяин положил перед собой на стол три каменные стрелы, украшенные богатой резьбой.
- Хорошие у тебя стрелы, - сказал Видферулль.
- Да, они хороши, и я хочу подарить их тебе!
- Хороший это подарок; только не знаю я, зачем мне могут понадобиться каменные стрелы.
- Может статься, Одд, - заговорил хозяин, - что стрелы эти послужат тебе тогда, когда подведут стрелы конунга Гусира.
- Так ты знаешь, что меня зовут Оддом?
- Да, - отвечал хозяин.
- Тогда, может статься, ты знаешь и то, что говоришь, - сказал Одд, - а потому я беру эти стрелы и благодарю тебя. - И Одд положил стрелы в колчан.
Узнав от Йольва, что страной этой правит конунг Гейррёд, решил Одд отправиться к его двору.
Пошли Одд с Йольвом к жилищу конунга. Гейррёд пировал в это время вместе со своими воинами. Сидели они все в просторном зале, по длинным стенам которого стояли скамьи. Конунг Гейррёд сидел за столом; по одну его руку сидела дочь его, Силькисив, по другую - советник его и воспитатель его дочери Харек; два лучших воина, Сигурд и Сьёльв, сидели на скамье напротив.
Одд с Йольвом вошли в зал и поклонились конунгу.
- Что это за человек в плаще? - спросил конунг.
Одд сказал, что зовут его Видферуллем.
- Из какой страны ты родом? - опять спросил конунг.
Видферулль ответил, что этого он не может сказать.
- Много лет уже не видал я своей родины и все это время жил в лесах, а теперь пришел сюда, чтобы просить позволения прожить здесь зиму, - прибавил он.
- Может быть, ты владеешь каким-нибудь особым искусством? - спросил конунг.
- Не больше других людей.
- Я дал слово, - сказал конунг, - что буду кормить только того, кто может на что-нибудь пригодиться.
- Со временем увидишь, государь, - отвечал Видферулль, - что и я на что-нибудь пригожусь.
- Может быть, лишь на то, чтобы таскать дичь, которую подстрелили другие, - заметил конунг.
- Может статься, и так, - сказал Видферулль.
- Посмотрим, - решил конунг и указал ему самое последнее место за столом.
Простившись с Йольвом, пошел Одд к указанному ему месту. Там сидели двое человек из дружины - братья Ингьяльд и Оттар. Они позвали Одда к себе.
- Садись между нами, - сказали они, - мы охотно принимаем тебя.
Так он и сделал; потом снял свой колчан и положил его себе под ноги. Принялись Ингьяльд и Оттар расспрашивать его о новостях, и оказалось, что он умеет толково рассказать о каждой земле. Но больше никто из дружинников конунга не слышал их разговора.
Между тем решил конунг завтра выехать на охоту.
- Мы должны встать завтра пораньше, - сказал Ингьяльд.
- А что будет завтра? - спросил Одд.
- Собирается конунг на охоту со всей своей дружиной.
Легли они спать, а на следующее утро рано поднялись товарищи Одда и стали его будить, но никак не могли добудиться. Не захотели Ингьяльд и Оттар покинуть его, и кончилось тем, что конунг со своей дружиной пустился в путь без них.
Поздно проснулся Одд, и братья тотчас же стали укорять его за то, что он так долго спал. Говорили они, что теперь, вероятно, на их долю уже не осталось в лесу никакой дичины.
- А хорошие ли стрелки люди конунга? - спросил Одд.
- Самые лучшие стрелки на свете, - отвечали ему Ингьяльд с Оттаром.
Набросил Одд на плечи свой плащ, а в руки взял посох и пустился в путь. Не успели спуститься с горы, как показалась дичина; Ингьяльд и Оттар поспешили натянуть луки, выстрелили, но не попали в зверя.
- Ну, оплошали же вы, - сказал им Одд, - попытаюсь-ка я.
Взял он у одного из них лук и сразу так туго натянул тетиву, что лук переломился.
- Теперь ясно, что сегодня нам не видать дичи, - сказал Ингьяльд.
Но Одд стал утешать их и достал из-под плаща свои стрелы. Никогда еще в жизни не видели Ингьяльд и Оттар таких красивых стрел. Достал тогда Одд свой лук, натянул тетиву и пустил стрелу. Видели эту стрелу многие дружинники конунга, но никто из них не мог понять, откуда эта стрела прилетела. Так спустил Одд все свои шесть стрел и настрелял много дичи, и ни разу не дал промаха. Воины же конунга убили мало дичи на этот раз.
К вечеру вернулись они все домой и сели по своим местам, а перед конунгом положили на стол все стрелы, вынутые из убитых животных, для того чтобы он видел, как кто отличился: все стрелы были с пометками.
Взял конунг одну из стрел Одда и говорит своей дочери:
- Посмотри, какая красивая стрела.
Подошел тогда Одд к конунгу и признался, что эта стрела - его. Взглянул на него конунг и сказал:
- Должно быть, ты хороший стрелок.
- Далеко от того, господин, - отвечал Одд, - привык я только, живя в лесах, стрелять себе на обед всякую дичину и птицу.
- Возможно! - отвечал конунг. - А может статься также, что ты не тот, за кого себя выдаешь.
После этого взял Одд свои стрелы и положил обратно в колчан.
Раз вечером, когда конунг ушел к себе спать, подошли Сигурд и Сьёльв к дверям, близ которых сидели братья Ингьяльд и Оттар, и поднесли им два рога крепчайшего питья. Те выпили, и воины поднесли им еще по второму рогу.
- Ну а товарищ ваш, человек в плаще, верно, уж спит? - спросил Сьёльв.
- Да, - отвечали братья, - он полагает, что это умнее, чем напиваться до беспамятства.
- А может статься, - сказал Сьёльв, - что он больше привык жить в лесах и стрелять дичь для своего пропитания, чем проводить время с богатыми людьми. А хороший ли он пловец?
- О, да! - отвечали они. - Он весьма искусен как в этом деле, так и во всяком другом.
Воспользовались Сигурд и Сьёльв тем, что братья несколько опьянели, и взяли с них слово, что друг их Видферулль завтра выйдет на состязание в плавании. Взяли они в залог у Ингьяльда и Оттара два кольца, чтобы служили они наградою победителям. Сам конунг и его дочь должны были присудить награду.
На другое утро, проснувшись, вспомнили братья, что обещали они за своего товарища, испугались и поспешили рассказать обо всем Одду.
- Неумно поступили вы, - заметил он, - потому что я едва держусь на воде.
Огорчились Ингьяльд и Оттар и хотели уж было отказаться от данного слова, хотя бы им пришлось поплатиться при этом своими кольцами. Но Одд удержал их. Подумал он и сказал, что, так и быть, попробует потягаться с воинами в умении плавать, и послал известить конунга о состязании.
Конунг приказал трубить в трубы и созывать всех на берег, и когда все собрались, трое пловцов бросились в воду. Добравшись до глубокого места, воины схватили Видферулля и увлекли его вниз и долго держали под водой; наконец они выпустили его и вынырнули на поверхность, чтобы отдохнуть. Затем собрались они напасть на него еще раз, но Видферулль сам поплыл им навстречу, поймал обоих за руки, увлек вниз и держал под водой так долго, что они чуть не захлебнулись. Когда же они наконец вынырнули, у обоих воинов пошла носом кровь, и пришлось им сейчас же выйти на берег. Видферулль же долго еще плавал как ни в чем не бывало.
- Хороший ты пловец, Видферулль, - сказал ему конунг, когда Видферулль вышел на берег.
- Да, господин! - отвечал тот. - Пожалуй, я пригожусь вам не только на то, чтобы ловить разную дичь.
- Может статься, - сказал конунг.
Люди пошли по домам; ушел и конунг со своей дружиной и сильно тревожился он, думая, кто бы мог быть этот человек.
Дочь конунга передала Одду кольца как победителю, но он не захотел оставить их у себя и возвратил Ингьяльду. Конунг же, разговаривая как-то наедине с дочерью и Хареком, просил их как-нибудь разузнать, кто таков этот зимний гость. Они охотно обещали исполнить его просьбу.
Вечером, когда конунг ушел к себе спать, Сьёльв и Сигурд, захватив два рога, пошли к Ингьяльду и Оттару и стали угощать их. Когда те выпили, воины принесли им два новых рога и стали допытываться, почему не участвует в общих пирушках человек в плаще. Может быть, он не умеет пить?
На это Ингьяльд сказал, что, напротив, никто не может выпить столько, сколько выпьет Видферулль. Стали они спорить и наконец порешили, что на следующий день воины будут состязаться в питье с Оддом, и Ингьяльд поручился своей головой в том, что странник одолеет всех.
Проснувшись на следующее утро, вспомнил он все, что было, и рассказал Одду. Очень был недоволен Одд тем, что случилось, и тем, что прозакладывал Ингьяльд свою голову, да еще из-за такого пустяка, - но, делать нечего, согласился.
Конунг, узнав, что вечером будет состязание в питье, позвал свою дочь и воспитателя ее, советника своего Харека и наказал, чтобы они наблюдали за странником хорошенько: вероятно, на этот раз удастся что-нибудь узнать о нем.
После того как ушел конунг к себе, дочь конунга и Харек сели поближе к Одду. Тогда встали со своих мест Сьёльв и Сигурд, взяв два рога.
- Послушай, странник, - сказал Сьёльв Одду, - сдается мне, и я готов поклясться в том Богом, в которого ты веришь, что есть у тебя еще другое имя, кроме Видферулля!
- Да, - отвечал Одд, - и если вам так хочется узнать мое другое имя, то я скажу вам: меня зовут Оддом.
- Ну, это имя не лучше первого, - заметил Сьёльв и, подав ему рог, сказал: - Одд! Не разбивал ты панцирей в битве, когда победили мы конунга вендов, когда отступало их войско, одетое в шлемы, и гремел бой!
Сигурд же подал Одду второй рог и тоже сказал:
- Одд! Ты не участвовал в битве, когда поражали мы насмерть людей конунга вендов; четырнадцать раз был я ранен, ты же в это время выпрашивал милостыню по деревням.
Сказав это, вернулись они на свои места, и Одд, в свою очередь наполнив два рога, встал, подошел к ним и заговорил, обращаясь сначала к одному, потом к другому:
- Вы, Сьёльв и Сигурд, должны выслушать меня: я отплачу вам за ваши дерзкие речи. Знаю, что вы валялись в кухне, не совершая подвигов и не проявляя отваги; я же в это время бился с врагами в Греции, убивая разбойников.
Сказав так, Одд вернулся на свое место, и все они стали пить из своих рогов. Затем Сигурд и Сьёльв снова встали и опять подошли к Одду, и Сьёльв проговорил:
- Ты, Одд, только ходил от двери до двери и уносил с собою крохи; я же один вынес разбитый щит из битвы при Ульвсфелле.
Сьёльва сменил Сигурд; он укорял Одда за то, что не было его в битве в то время, как воины Гейррёда окрасили свои мечи кровью сарацин.
А Одд в ответ упрекал их в том, что они сидели дома, пока он бился в Бьярмаланде с бьярмами и с великанами.
Долго продолжали они так угощать друг друга, сопровождая каждый рог похвальбою, в которой славили какой-нибудь свой подвиг и старались унизить противника, причем на долю Одда приходился двойной счет рогов и речей, потому что ему приходилось состязаться разом с двумя соперниками. Так он по очереди рассказывал обо всех своих подвигах, совсем не думая о том, что, кроме Сьёльва и Сигурда, его слушали еще и дочь конунга, и воспитатель ее Харек. Сигурду и Сьёльву давно уже нечем было похвастаться перед Оддом, а тот все продолжал говорить и угощать их. Наконец они совсем опьянели и не могли пить больше. Но Одд долго еще продолжал пить один и перечислял свои подвиги.
Тогда дочь конунга и Харек встали со своих мест и удалились: они недаром просидели здесь этот вечер.
Когда на следующее утро конунг встал и оделся, к нему вошли его дочь и Харек и рассказали все, что произошло ночью. Теперь они знали, кто этот человек: судя по тому, что они слышали, это мог быть только Одд Стрела.
Вечером, когда конунг и его воины сели за столы и подняли кубки, конунг послал за Видферуллем и подозвал его к своему столу.
- Теперь мы знаем, что ты - Одд Стрела, - сказал конунг, - а потому сбрось это платье, странник, и не скрывайся больше: мы давно приметили значки на твоих стрелах.
- Будь по-твоему, государь, - отвечал Одд и, сбросив с себя платье странника, явился в пурпурном кафтане, с золотыми запястьями на руках.
- Садись и пей за нашим столом, - сказал ему конунг.
Но Одд отказался расстаться со своими соседями, рядом с которыми просидел всю зиму. Тогда конунг помог делу, распорядившись, чтобы Ингьяльд и Оттар заняли места рядом с Хареком и день и ночь состояли при Одде служителями.
- Как это так? Такой человек, как ты, и не женат! - сказал раз Харек Одду. - Не хочешь ли ты жениться на моей воспитаннице, дочери конунга? Для этого надо только исполнить одно опасное дело.
- Что это за дело? - спросил Одд.
И Харек ответил:
- Есть конунг по имени Альв-язычник, который правит страной, называемой Бьялкаланд; есть у него жена по имени Гюда и сын Видгрипп. Конунг нашему надлежит получать дань с этой земли, но они давно уже ничего не платят ему, а потому обещал наш конунг выдать свою дочь за того, кто сумеет заставить их платить дань.
- Поговори с конунгом и его дочерью, - сказал Одд, - не согласятся ли они дать это поручение мне.
Дело сладилось, и конунг обещал Одду выдать за него свою дочь, если исполнит Одд то, за что берется.

Поход в Бьялкаланд

В скором времени собрал конунг свое войско и передал его Одду, который тотчас же снарядился в поход.
Прибыл Одд с войском в Бьялкаланд. Но конунг Альв с сыном заранее проведали обо всем, собрали свое войско, снарядились на войну и послали к Одду людей, вызывая его на битву. После этого сошлись они в назначенном месте.
У Альва было гораздо больше людей, и начался ожесточенный бой. Одд сидел на пригорке и видел, что люди его валятся, как молодые деревья. Сильно дивился он такой битве, а также тому, что не видно нигде ни Альва, ни сына его Видгриппа.
Был при Одде человек, которого звали Хаки; был он служителем дочери конунга, и она-то и пожелала, чтобы Хаки сопровождал Одда на войну. О человеке этом говорили, что мог он видеть гораздо дальше своего носа. Одд подозвал его и спросил:
- Отчего люди наши валятся, как молодые деревья? Я совсем не нахожу эту битву такой жестокой.
- Разве ты не видишь троих, что всюду носятся неразлучно: Гюду с Альвом и Видгриппа, их сына? - спросил Хаки.
- Разумеется, я их не вижу, - отвечал Одд.
- А посмотри-ка из-под моей руки!
Посмотрел Одд из-под руки Хаки и увидел, как носятся те трое по полю битвы. Гюда - впереди всех, размахивая кровавой метлой; где ни ударяла она этой метлой, всюду валился на землю убитый человек; где ни появлялась она, всюду воины обращались в бегство. Когда же в нее саму летели камни и стрелы, она отводила их ладонью, и ничто не причиняло ей вреда. Альв и Видгрипп следовали за нею и рубили направо и налево обеими руками. В это время они были в самой середине войск Одда.
Сильно разгневался Одд, увидев это, и собрался было сам броситься в битву, но как только он отошел от Хаки, так сразу вновь перестал видеть Гюду, Альва и Видгриппа. Тогда снова подбежал он к Хаки и сказал:
- Прикрой-ка меня своим щитом, я буду стрелять в них.
Так они и сделали.
Достал Одд одну из стрел конунга Гусира и выстрелил в Гюду. Она услыхала свист стрелы и отвела ее ладонью, и стрела упала, не ранив ведьмы. Выпустил Одд все стрелы конунга Гусира, и все они поп;дали в траву.
- Вот и сбылось предсказание Йольва, что изменят мне когда-нибудь стрелы конунга Гусира, - сказал Одд, - надо теперь попробовать каменные стрелы.
Взял Одд каменную стрелу и выстрелил в Гюду из-под руки Хаки. Услыхала Гюда свист стрелы и подставила ладонь; стрела прошла через руку, попала в глаз и вылетела через затылок. Пустил Одд вторую стрелу, а за нею и третью - и Гюда повалилась наземь мертвая. Тогда бросился Одд на Видгриппа и убил его; Альв же, видя это, обратился в бегство и побежал в свой город. Тут скоро стемнело, и с наступлением ночи войска разошлись.
На другое утро приказал Одд людям своим разыскивать и хоронить убитых и уничтожать повсюду языческие капища, а сам поспешил к городу. Городские ворота охранял сам Альв. Увидев Одда, стал укорять его Альв за то, что сжег Одд храмы и жертвенники, и грозил ему гневом богов. Но Одд отвечал, что готов только смеяться над разгневанными богами: они бессильны, даже не сумели спастись от огня.
- Пора вам перестать приносить жертвы этим злым духам! Я же верю в одного только истинного Бога! - сказал Одд.
Тут он схватился с Альвом, и стали они биться на мечах; но на Одде была его рубашка, а на Альве особый панцирь, и оба они были неуязвимы. Тогда взял Одд свою дубину, ударил Альва по голове и разбил ему шлем и череп.
Так подчинил Одд Бьялкаланд конунгу Гейррёду и, обложив эту страну данью, с огромной добычей вернулся назад.
Вскоре после того конунг Гейррёд заболел и умер, и Одд велел насыпать над ним высокий курган, и немало рогов было опорожнено на поминках Гейррёда и на свадьбе Одда.

Одд возвращается в Норвегию

Мало задумывался Одд о том, что когда-то предсказала ему колдунья. А потому наступил день, когда решился Одд плыть в Норвегию посмотреть, что-то сталось теперь с владениями его в Храфнисте.
Пыталась жена отговаривать Одда, просила не думать об этих далеких владениях, раз он и без того теперь правит обширной богатой землей, но Одд настоял на своем и отправился в путь с двумя кораблями и с двумя сотнями воинов.
Прибыв в Храфнисту, узнал он, что землями его владеют по-прежнему его родичи. Они встретили Одда радушно и долго не могли надивиться его годам.
Погостив у своих родичей какое-то время, Одд предоставил им в полную собственность свои земли и поплыл обратно на юг.

Смерть Одда

Когда проплывали корабли мимо Берурьёда, сказал Одд своим спутникам:
- Мне так хочется посмотреть селение, где жили мои приемные родители, что мы уберем паруса и высадимся на берег.
Так они и сделали.
Пошел Одд со своими людьми туда, где было селение, и стал рассказывать им, где стоял прежде каждый дом. Проводил он их и на то место, где было у него с Асмундом стрельбище. Проводил их Одд и туда, где учились они плавать, и рассказывал им, как все это было. Там, где прежде был прекрасный ровный откос, нанесло теперь ветром много земли. Одд сказал:
- Уйдем отсюда, здесь мне нечего смотреть: есть у меня предчувствие, что я умру в Берурьёде.
После этого стали они поспешно спускаться вниз по камням, и в то время как шли они по узкой тропинке, Одд ушиб обо что-то ногу и остановился.
- Обо что это ушиб я ногу? - сказал он.
Стал он раскапывать землю копьем, и все увидели в земле череп коня. Выползла оттуда змея, подползла к Одду и ужалила его в ногу пониже щиколотки. И от яда ее распухла у Одда вся нога и бедро.
Увидел Одд, что случилось, и велел он своим людям нести себя вниз, на берег моря, а когда они пришли туда, Одд сказал:
- Ну, теперь пойдите и вырубите мне каменную гробницу, а другие пусть посидят здесь со мной и вырезают руны, записывая песнь, что сложу я на память своему потомству.
И стал он слагать песнь, а они вслед за ним вырез;ли руны.
- Разумным людям много можно порассказать о моих странствиях; это же странствие - последнее. Прощайте! Торопитесь спуститься вниз и сесть на корабли; я же должен остаться здесь. Отвезите добрый привет Силькисив и нашему сыну: я больше уж не вернусь туда.
Умер Одд, и, как говорит предание, был он самым могущественным человеком из всех людей, равных ему по рождению.
Похоронив Одда, поплыли его люди домой, на юг, и рассказали Силькисив его песнь. Она ответила, что ожидала такой вести.
После этого стала она сама управлять страной вместе со своим сыном - очень знаменитый человек вышел со временем из него.

В год 6387 (879). Умер Рюрик и передал княжение свое Олегу - родичу своему, отдав ему на руки сына Игоря, ибо был тот еще очень молод.

В год 6390 (882). Выступил в поход Олег, взяв с собою много воинов своих: варягов, чудь, славян, мерю, весь, кривичей, и овладел городом Смоленском и посадил в нем своего мужа. Оттуда отправился вниз, и придя, взял Любеч, и также посадил мужа своего. И пришли к горам киевским, и увидел Олег, что княжат тут Аскольд и Дир, спрятал он воинов в ладьях, а других оставил позади, а сам приступил, неся отрока Игоря. И подошел к Угорской горе, спрятав своих воинов, и послал к Аскольду и Диру, говоря им, что-де «мы купцы, идем в Греки от Олега и княжича Игоря, Придите к нам, к родичам своим». Когда же Аскольд и Дир пришли, выскочили все из ладей, и сказал Олег Аскольду и Диру: «Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода», и вынесли Игоря: «А это сын Рюрика». И убили Аскольда и Дира, отнесли на гору и погребли <Аскольда> на горе, которая называется ныне Угорской, где теперь Ольмин двор; на той могиле Ольма поставил церковь святого Николая; а Дирова могила - за церковью святой Ирины. И сел Олег княжить в Киеве, и сказал Олег: «Да будет это мать городам русским». И были у него славяне и варяги, и прочие, прозвавшиеся русью. Тот Олег начал ставить города и установил дани славянам, и кривичам, и мери, и установил варягам давать дань от Новгорода по триста гривен ежегодно ради сохранения мира, что и давалось варягам до самой смерти Ярослава.

АСКОЛЬДОВА МОГИЛА

Аскольдова могила расположена на правом берегу Днепра, недалеко от Липок. Согласно легенде, Аскольд был похоронен на месте убийства, в честь него эту местность стали называть так. Место называли еще Угорским урочищем, в память о древней стоянке угров (венгров), которое находилось здесь в 898 году, По другой версии, Угорское урочище произошло от старославянского «угр» - крутой землистый берег. Как бы там ни было, а на территории парка в 1997 году установили памятный знак, в честь пребывания на этом месте венгров, перемещавшихся из Поволжья на территорию нынешней Венгрии.

КАК ОЛЕГ СТАЛ РУССКИМ

…Далее летопись 1050 года говорит: «И бысть у них [у варягов] князь именъм Ольг, мужь мудр и храбр...» [далее описывается разбойнический захват Олегом столицы Руси Киева] «и беша и у него мужи варязи, словене и отьтоле прозъвашася русию». По совершенно ясному смыслу фразы войско Олега, состоявшее, как позже у Ярослава Мудрого, из варягов и словен, после овладения Киевом стало называться Русью. «Оттоле», то есть с того срока, как Олег оказался временным князем Руси, его воины и стали именоваться русью, русскими.

ЛЕГЕНДЫ О ВЕЩЕМ ОЛЕГЕ

Под 882 г. мы находим в «Повести временных лет» предание о взятии Олегом Киева и о гибели княживших там Аскольда и Дира. Олег, родич Рюрика, воспитатель и воевода его сына Игоря, идет войной на Смоленск и на Любеч, а затем на Киев и узнает, что там княжат Аскольд и Дир, дружинники Рюрика, ушедшие с его разрешения в Царьград и по дороге осевшие в Киеве, о чем летопись говорит под 862 г. Оставив часть своей рати поодаль, Олег направляется к самому городу под видом купца, идущего в Грецию с торговыми ладьями, в которых в действительности спрятаны воины. Он приглашает к себе Аскольда и Дира и тут сбрасывает, так сказать, маску, его воины выскакивают из ладей и убивают Аскольда и Дира, после того как Олег изобличил их как узурпаторов и указал на Игоря как на законного князя.

Эта легенда в том виде, в каком нам ее дает летопись, слагается из нескольких элементов, а именно: из преданий о походе Олега на Смоленск, Любеч и Киев, о хитрости, которую он пустил в ход против Аскольда и Дира, и из той совершенно явно выраженной династической тенденции, которой руководствовался летописец при обработке своего материала. Согласно этой тенденции он, во-первых, связал южнорусских князей, Аскольда и Дира, с призванными на севере князьями, сделав их дружинниками Рюрика; во-вторых, стремясь согласовать между собой многочисленные устные предания древнейшего периода и подчинить их определенному династическому принципу, выдвигающему первенство рода Рюриковичей, он изобразил Олега родичем Рюрика и чем-то вроде регента при Игоре. Походы, о которых говорит здесь летопись, ведутся Олегом от имени рода Рюриковичей и в его интересах; Аскольд и Дир оказываются самозванцами, узурпаторами, которых и устраняет тот же Олег.

Вся эта часть, конечно, ни в какой мере не восходит к варяжским преданиям: варяги менее всего беспокоились о соблюдении каких бы то ни было легитимистских принципов и с величайшей легкостью переходили от одного князя к другому в зависимости от собственных выгод. Это относится даже к тому времени, когда взаимоотношения между русскими князьями уже стабилизовались (хотя бы теоретически) на основе счета старшинства и первенства киевского князя перед другими: сага об Эймунде достаточно ярко и убедительно рисует отношения между князьями и их наемными заморскими дружинниками, повествуя о происходившей в XI в. борьбе Ярослава со Святополком и Брячиславом.

Вопрос о первоначальном виде сказания о взятии Киева Олегом, так же как и об Аскольде и Дире, является весьма сложным. Если взять это сказание в том виде, в каком его дает летопись, то за вычетом тенденциозной обработки, приданной ему составителями летописных сводов (Начального свода и Повести временных лет), можно понимать его как столкновение двух варяжских дружин с их вождями во главе из-за такой привлекательной добычи, как Киев, или как борьбу продвигающихся да юг варяжских дружин с какими-то местными князьями - ситуация также весьма правдоподобная с исторической точки зрения. Подобных столкновений и участников их, как местных по происхождению, так и пришлых, в действительности было, вероятно, гораздо больше, чем указано в летописи, выдвигающей в силу своей династической схемы и исторической концепции почти исключительно род Рюриковичей.

В позднейших хронографах XVI-XVII вв. Аскольд и Дир - не более не менее как племянники Кия, убитые Олегом, взявшим Киев. Есть вариант, по которому Олег отнимает Киев не у них, а у самого Кия и его братьев. По третьей версии Кий, Щек, Хорив и их сестра разбойничали в Новгороде, были пойманы Олегом, помилованы и отпущены в Киев, где на них напали Аскольд и Дир, посланные Олегом в Царьград; этим и был вызван поход Олега против Аскольда и Дира. Все эти поздние варианты имеют, по-видимому, целью установить прямую связь между преданиями о Кие с братьями, об Аскольде и Дире, об Олеге и Игоре. В сущности, это те же приемы книжной обработки древних преданий, которыми пользовались и более ранние летописцы.

Как уже было сказано, Олег был превращен в воеводу Игоря, по предположению Шахматова, - еще в Начальном своде, а вслед за этим сводом и в Повести временных лет. Но та же Повесть временных лет вводит в свой текст такой документ, как греко-русский договор 911 г., в котором нет ни слова об Игоре, и великим князем является Олег.

Об Олеге высказан ряд интересных соображений в связи со спорным вопросом об отождествлении его с «царем Руссии» Хальгу, известным из хазарско-еврейской переписки X в. По мнению некоторых исследователей, Хальгу - может быть, только тезка вещего Олега и один из оставшихся неизвестными в летописи представителей русского «княжья» X в. Не входя во все подробности вопроса о Хальгу, упомяну лишь об указании кембриджского документа на взятие этим Хальгу Самбарая (Тмутаракани) «воровским способом», что напоминает как будто взятие Киева Олегом по летописи.

Хитрость, которой воспользовался Олег для взятия Киева, является вариантом широко распространенного сюжета о проникновении вооруженных людей в укрепленное место при помощи переодевания и скрывания внутри разных предметов. Проникновение хитростью в запрещенную область - мотив, по которому материал имеется громадный; проникновение, в частности при помощи переодевания, - тема также весьма широкая; здесь можно выделить военную цель действия и переодевания купцами. Таким образом, мы приближаемся к сюжету летописной легенды о взятии Киева Олегом.

ВЕЩИЙ ОЛЕГ В МИФАХ

Олег Вещий, древнерусский легендарный князь (воевода). Герой нескольких мифо-эпических сюжетов, вошедших в «Повесть временных лет»: он хитростью (прикинувшись купцом) захватывает Киев (по летописи - 882), убивая правивших там Аскольда и Дира (по поздним книжным вариантам - Кия, Щека и Хорива), и сажает на престол законного князя Игоря - сына Рюрика (см. Рюрик, Синеус и Трувор). В походе на Царьград Олег, поставив корабли на колеса, под парусами по суше подходит к стенам города (сходные эпизоды приводятся в «Деяниях датчан» датского хрониста 12 в. Саксона Грамматика и в др., в т. ч. фольклорных, текстах). Олег отказывается принять у побежденных греков отравленную снедь (в этом - дар провидца, «Вещего»; само имя «Олег» имеет скандинавское происхождение и близкую семантику - ср. Хельги) и прибивает щит к вратам Царьграда, «показуя победу» (ритуал имеет древневосточные параллели - ср. «дом щита» - храм урартского бога Халди).

Как князь-воитель Олег связан с культом Перуна: при заключении договора с греками он и его мужи клянутся на оружии «Перуном, богом своим, и Волосом, скотьим богом»; на миниатюре Радзивилловской летописи Олег изображен клянущимся рядом с антропоморфным идолом Перуна, у ног же стоящего за Олегом мужа прорисована змея - вероятное воплощение Велеса. В связи с этим мотив смерти Олега от змеи может рассматриваться в связи с реконструируемым противопоставлением Перуна и Велеса в славянской мифологии. Волхвы предсказали Олегу гибель от собственного коня. Князь велит увести коня, а когда через четыре года узнает о его смерти, насмехается над предсказанием и хочет видеть кости животного; он наступает на череп, из черепа выползает змея и жалит Олега в ногу. Князь умирает на тридцать третьем году правления (характерное эпическое число). Ближайшая параллель мотиву смерти Олега известна в исландской саге об Орваре Одде (XIII в.): герой получает то же предсказание от оскорбленной им вещуньи и убивает своего коня; будучи уже стариком, он спотыкается о конский череп и ударяет его копьем; выползшая оттуда змея жалит Одда. Мотив предсказания судьбы (в т. ч. неизбежной смерти от животного или предмета) широко распространен в мировом фольклоре, однако на славянской почве этот мотив, очевидно, связан с Белесом, атрибутами которого являются конский череп и змея.

Страница 1

О Вещем Олеге - древнерусском князе, жившем в IХ-Х веках, сообщают древние летописи, его имя упоминается в исторических документах, но большинство сведений о его жизни и деятельности дошли до нас в виде народных сказаний, в которых реальные события тесно переплелись с легендарными.

Во многом легендарный характер имеет и рассказ о Вещем Олеге в летописном своде Нестора "Повесть временных лет". "Повесть временных лет" - наиболее ранний из дошедших до нас летописных сводов. Относится к началу XII веку. Свод этот известен в составе ряда летописных сборников, сохранившихся в списках, из которых лучшими и наиболее старыми являются Лаврентьевский 1377 г. и Ипатьевский 20-х годов ХV в. Летопись вобрала в себя в большом количестве материалы сказаний, повестей, легенд, устные поэтические предания о различных исторических лицах и событиях.

Нестор называет Олега родичем новгородского князя Рюрика. Но из других источников известно, что Олег не имел родственных связей с князем, а был его воеводой и достиг высокого положения лишь благодаря своим личным достоинствам. Он обладал выдающимся талантом полководца, а его мудрость и предусмотрительность были столь велики, что казались сверхъестественными. Современники прозвали Олега Вещим. Удачливый князь-воин прозван "вещим", т.е. волшебником (правда, при этом летописец-христианин не преминул подчеркнуть, что прозвище дали Олегу язычники, "людие погани и невеголоси"), но и ему не удается уйти от своей судьбы. Под 912 г. летопись помещает поэтическое предание, связанное, очевидно, "с могилой Ольговой", которая "есть. и до сего дни". Это предание имеет законченный сюжет, который раскрывается в лаконичном драматическом повествовании. В нём ярко выражена мысль о силе судьбы, избежать которой никто из смертных, и даже "вещий" князь, не в силах.

Возможно, что народная память о Вещем Олеге отразилась в образе былинного князя-кудесника Вольги: Похотелося Вольге много мудрости: Щукой-рыбою ходить ему в глубоких морях, Птицей-соколом летать под оболока, Серым волком рыскать в чистых полях.

В 879 году скончался Рюрик. Умирая, он завещал княжение Олегу и оставил на его попечение своего малолетнего сына Игоря.

Три года правил Олег в Новгороде, а затем, собрав сильную дружину и взяв с собой Игоря, отправился покорять новые земли.

В то время обширные пространства Русской земли были заселены многочисленными племенами. Летопись называет более десяти славянских племен: вятичей, кривичей, полян, северян, радимичей и другие. С ними соседствовали племена угро-финские: чудь, весь, меря, мурома. Русь не имела четких границ и не знала единых законов. Киевский князь осуществлял свою власть только в нескольких узловых пунктах, контролировавших торговые пути. Он также собирал дань с подчиненных славянских и неславянских племен. Уплата этой дани, а также сам факт признания верховной власти Киева составляли в то время все существо государственной власти.

Собранную дань (прежде всего пушнину) необходимо было реализовать в соседних странах - Халифате и Византии. Русь получала от этой торговли немалую прибыль и была кровно заинтересована в ее развитии. Ежегодный наплыв в столицу тысяч купцов-варваров имел для византийцев много неудобств. Отсюда исходило желание ограничить и стеснить русскую торговлю. Для Руси торговля была делом государственным, поэтому и ответ на действия византийских властей был дан на государственном уровне.