Я памятник себе воздвиг нерукотворный (Пушкин). Я памятник себе воздвиг нерукотворный

Тропа Специальные подмостки, напоминающие небольшую тропинку, на которой стоит и по которой движется кукольник, работающий с марионеткой (см. «Марионетка»). Тропа, как правило, располагается за сценой так, чтобы зрители не могли увидеть ни самого кукольника, ни его рук,

“ВЕЛЕНЬЮ БОЖИЮ, О МУЗА, БУДЬ ПОСЛУШНА...”

(Александр Пушкин)

10 февраля наша страна отметила 180-ую годовщину со дня трагической гибели самого лучшего своего поэта Александра Сергеевича Пушкина. “Пушкин – это наше всё”, – сказано было о нем, и этим всё было выражено. Сегодня мы посвящаем памятной дате наше небольшое исследование, рассказ о том, как поэт, преодолев наносное юношеское безверие, пришел к Богу, укрепился в вере православной и какой небывалой силой наполнило это его бессмертные произведения...

Двенадцатилетний Пушкин, кудрявый низкорослый ленивец, поступивший в Царскосельский лицей по большому семейному блату, подарком для педагогов-воспитателей новооткрывшегося учебного заведения не стал. Занимался он без особой охоты, так что экзамены первого года сдал кое-как. Резко изменился Саша к 1813 году, когда стал писать стихи, но и это изменение Француза (такое прозвище получил он за безукоризненное знание французского языка) радости лицейскому начальству не принесло. Замкнутый в проявлении своих лучших душевных свойств, он как бы нарочно выпячивал свои едкость и насмешливость (ему славно удавались эпиграммы), и вдруг проснувшиеся дон-жуанство и склонность к гусарским пирушкам.
Но, наверно, и всё это было бы не таким уж и страшным злом, если бы сюда не примешивалось вольтерьянское издевательское ёрничанье над святынями религии, которое Пушкин-лицеист не только не скрывал, но и в стихах, охотно читавшихся на пирушках, непременно подчеркивал. Он даже начал писать сатирическую поэму “Монах” (правда, не закончил ее), по атеистической силе не уступавшей, пожалуй, известнейшим вещам самого Вольтера. Вот вам, для представления, лишь один образец описания жизни монаха-чернеца:

Ни жив ни мёртв сидит под образами
Чернец, молясь обеими руками.
И вдруг, бела, как вновь напавший снег
Москвы-реки на каменистый брег,
Как лёгка тень, в глазах явилась юбка...

Слухи о кощунственной пушкинской поэме непременно дошли до тог-дашнего директора лицея Энгельгардта. Стали известны ему и немало-численные встречи начинающего поэта с девушками несерьезного поведения, показывающие, что у Пушкина наметился явный разрыв с православной нравственностью. Это лицейского руководителя обеспокоило, и как-то в поры-ве гнева он высказался о вольтерьянце-лицеисте весьма обескураживающе: “...сердце Пушкина холодно и пусто, в нем нет ни любви, ни религии; может быть, оно так пусто, как никогда еще не бывало юношеское сердце...”

Высказывание Энгельгардта мгновенно разлетелось по лицею и нанесло Пушкину, возможно, первый осознанный и весомый удар по его самолюбию, а точнее по совести, запрятавшейся к тому времени где-то в отдаленной глубине души, заваленной и отгороженной модными шалостями и вседоз-воленностями, которые воспринимались тогда многими современниками как естественные проявления человеческой свободы.

Позднее, анализируя и свои свободолюбивые произведения, и прои-зведения подобноро рода других писателей, и русских, и зарубежных, великий поэт придёт к пониманию главной причины того, что вольтерьянство тор-жественно прошло по Западу и стало завоевывать мир. Отдельным господам (сами они себя считали “просвещенными”, а на деле были склонными к потере нравственных тормозов, были переполнены гордыней переделать по своему усмотрению мир Божий), так вот, господам этим показалось, что вся беда земной жизни в том, что нет свободы, а ее нет потому, что человек жёстко связан религиозными путами. Убери религию и Бога, и свободный человек сделает нынешнюю безобразную жизнь самим совершенством, то есть тем раем, какой описан в Библии.

Ошибочность этого взгляда показала сама Французская революция, утопившая страну в крови и репрессиях и вместо желанных свободы, равенства и братства принёсшая народу еще более страшные мучения. Это Пушкин понял с гениальной ясностью и глубиной. Неумным “вольтерь-янством”, безбожием и безнравственностью он потом объяснял все неудачи и писателей (Байрона, Радищева), и государств (Франции, России).
“В Радищеве, – писал поэт, – отразилась вся французская философия его века: скептицизм Вольтера, филантропия Руссо, политический цинизм Дидрота и Реналя; но всё в нескладном, искаженном виде, как все предметы криво в кривом зеркале”.

А вот известное высказывание Александра Сергеевича о революционном пути развития в России: “Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмыс-ленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка”.

В отходе, отказе от вольтерьянства, революционности, безверия, в возвращении к спокойной, разумной религиозной жизни видел поздний Пушкин решение всех житейских проблем. И даже само сопротивление ате-истическому просвещению считал важнейшим достижением как в жизни наро-дной, так и в жизни писательской. Скажем, в заслугу Байрону гений наш ставил не его сатиричность и ироничность, а то, что скептицизм был у него поверх-ностным, неглубоким: “Вера внутренняя превышала в душе его скеп-тицизм, высказанный им местами в своих творениях. Скептицизм сей был временным своенравием ума, идущего вопреки убеждению внутреннему, вере душевной”. То есть временное “своенравие ума” заключалось во временной уступке набирающей силу моде.

Впрочем, вот это вот сопротивление безверию и безнравственности Пушкин и в себе ценил превыше всего. И что самое удивительное, уже в юношеском возрасте понимал, что и атеизм его, и эпиграммная желчность, и революционность, и искривленная, “демократическая”, как бы мы теперь сказали, свободолюбивость не что-нибудь, а всего лишь “легкомысленные увлечения” модными веяниями времени.
Эта тема ясно прослеживается уже в стихотворении “Безверие”, на-писанном в ответ на известностное высказывание о поэте директора лицея. Пушкину было тогда всего 18 лет, но свой отход от Бога он смог проана-лизировать так тщательно и всесторонне, что подчас человеку и в более зрелом возрасте такое не под силу. Он сумел отметить главное – что он

С первых лет
Безумно погасил отрадный сердцу свет.

Что следует из этих двух строк? То, что вера в Бога – это свет для сердца, без которого нет человеку никакой отрады. И что отказ от этого света и этой отрады – настоящее безумие, ничем не оправданная глупость. И продолжа-ются раз совершенные безумие и глупость только по причине гордого упрямства отошедшего от веры:

Ум ищет божества, а сердце не находит...

Но совесть подвергает его страшным мучениям, и втайне он уже завидует тем, кто озарен Божественным светом.

Счастливцы! – мыслит он, – почто не можно мне
Страстей бунтующих в смиренной тишине,
Забыв о разуме и немощном и строгом,
С единой верою повергнуться пред Богом!”

Он уже начинает догадываться, что истина за верой, а не за безверием, иначе и жизнь вся человеческая становится пустой, глупой и и бессмысленной. У неверующего нет бытия вечного, блаженного, облагороженного бесконе-чным познанием Безупречного Бога. И удивительно ли, что в более позднем возрасте Пушкин делает решительные шаги к православной вере. Это должно было произойти неизбежно, поскольку под наносным модным слоем безверия лежало прочное основание, заложенное в душе поэта в детстве.

Над этой православной закладкой потрудилось немалое количество людей. Предпочтение тут надо, конечно же, отдать домашнему наставнику и воспитателю священнику Мариинского института Александру Ивановичу Беликову, занимавшемуся с младшими Пушкиными по русскому языку, арифметике и Закону Божьему. Затем надобно указать бабушку по матери Марью Алексеевну Ганнибал (это к ней в корзинку с вышивальными нитками и лоскутками забирался маленький Саша и часами слушал ее рассказы, среди которых немало было и библейских историй). Не забудем и любимую пушкинскую няню Арину Родионовну, человека умного, глубоко верующего, чудесного рассказчика и любителя попеть народные песни. Смерть брата Николая, которого Александр любил в семье больше всех, укрепила православные традиции в душе поэта. Он часто бывал на могиле брата, поминал его во время литургий. При этом мы будем иметь в виду, что всё детство Пушкина прошло среди людей дворовых, которые жизни своей без церкви не представляли.

Известный русский философ Семен Франк среди причин, заставивших Пушкина вернуться к вере, справедливо называет его понимание поэзии как Божественной сферы, в которой поэт непрестанно связан с небесными си-лами. И это понимание проявилось в Александре с первых же дней его творчества. Все ранние стихи Пушкина проникнуты образами языческих бо-гов и сюжетов. Но вот очередь дошла и до Библии, и здесь образовывается та нервущаяся нить, которая пройдет через всю жизнь нашего поэта. Великое количество раз русский гений прибегал к мыслям, фразам и историям, вычитанным в Книге Книг, и, по сути, всё творчество его пересыпано пре-мудростями Нового и Ветхого Завета.

Вот лишь один пример из почти бесконечного множества. В одном из стихотворений на рубеже 20-30 годов он замечает:

Младенца ль милого ласкаю,
Уже я думаю: прости!
Тебе я место уступаю,
Мне время тлеть, тебе цвести.

А это чуть ли не прямое цитирование Екклесиаста: “Всем время и время всяцей вещи под небесем: время рождати и время умирати...”

Такая православная твердыня была в глубине пушкинской души. И понятно, что весь наносной слой, порожденный модными веяниями века, стал распа-даться и сползать, как только на душу поэта начались заметные духовные воздействия. Ну, скажем, такие, как встреча и дружба с поэтом Василием Жуковским. Кстати, это он первым заметил, еще юношеское, пушкинское продвижение к вере и сказал об этом друзьям: “Как Пушкин созрел, и как развилось его религиозное чувство! Он несравненно более верую- щий, чем я”.

А вскоре последовало мощное духовное влияние на Пушкина Николая Михайловича Карамзина, творца “Истории Государства Российского”, жившего в то время в особняке Царского Села, по соседству с поэтом. Рисованное безверие Александра послужило причиной их ссоры, и потом всю жизнь Пушкин не мог себе простить этой размолвки, тем более что писатель вскоре умер...

В день своей 29-ой годовщины поэт написал известное стихотворение “Дар напрасный, дар случайный” – о никчемности и бессмысленности человеческой жизни. Тут же после опубликования на него откликнулся, и тоже стихами, но уже стихами истинно православными, митрополит Филарет Московский. Начинались они знаменательно:

Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена...

Далее архипастырь советует поэту вспомнить о Боге, вернуться к Нему, раскаяться, и тогда жизнь наполнится радостью и смыслом:
Вспомнись мне, забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум –
И созиждется Тобою
Сердце чисто, светел ум!

На Пушкина этот святейший совет подействовал так, что он почти мгно-венно откликнулся на него своими знаменитыми “Стансами”:

Твоим огнем душа палима
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе Серафима
В священном ужасе поэт.

Да, действительно, душа Пушкина с тех пор “отвергла мрак земных сует”, и не без этого Божественного просветления поэт полностью избавился от духовных сомнений и тех навязчивых уроков атеизма, которые получил от английского философа в 1825 году в Одессе. Разумом он их отверг еще там, на берегу Черного моря, но в сердце всё гнездились остатки безверия. Филарет окончательно их развеял. А царь Николай Первый как бы закрепил успех архипастыря России. Государь вызвал поэта из заключения, из Михайловского, назвал его лучшим поэтом страны, позволил писать обо всем и печатать написанное и в очень ненавязчивой форме посоветовал вплотную приближаться в вечным, Божественным темам, тем более что духовно он уже до них дорос.

Тематика пушкинской Лиры с этих пор заметно обогатилась стихами и драмами, в которых вере в Бога уделено особо трепетное внимание. Чего в этом ряду стоит стихотворение “Чудный сон приснился мне...”, по сути опыт записи чудотворного сна (за полтора года до гибели). Старец с длинной белой бородою, похожий на Ефрема Сирина, предупредил поэта о том, что скоро он “будет удостоен Царствия Небес”... Вскоре Александр Сер-геевич, как бы под впечатлением от этой визуальной встречи, пишет “Мо-литву”, стихотворно и очень близко по словесному и духовному содержанию пересказывая в ней молитву сиринскую. И вы уже, читатель, не найдете среди стихов великого поэта ни едких эпиграмм, ни острой политической сатиры на время и власть имущих, ни воспевания общенародной свободы.

Свобода для поэта превратилась в свободу от грехов, от невежества, от гордыни, от вавилонской жажды переделывания мира. В свободу полного подчинения себя воле Божией – единственно справедливой и благодатной. И он пишет самое лучшее свое стихотворение – “Памятник”.

Веленью Божию, о Муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно,
И не оспоривай глупца.

В Москве, недалеко от кинотеатра “Россия”, стоит памятник. На Постаменте - “каменный” человек. Слегка наклоненная голова, кудрявые волосы, по-арабски прямой нос. А внизу высечено лишь несколько букв: “А. С. Пушкин”.

Вокруг пульсирует жизнь. Ох уж эти москвичи! Они привыкли не замечать памятник. Все как-то некогда любоваться величием искусства. Но кроме множества памятников в России, есть еще что-то у нашего народа, что не дает ему покоя. Оно скрыто в человеческом сердце. Это огромная благодарность великому поэту. Давайте остановимся и поразмышляем о творчестве Пушкина.

На Тамбовщине есть маленькое село. У него очень короткое название - Болдино, но для русского человека оно много значит. .. Это и осень в багряном уборе, это и множество прекрасных стихов, это частица жизни Пушкина, дорогая нашему сердцу.

В это местечко лучше всего ехать осенью. Такая красота! Тебя отбрасывает лет на сто пятьдесят назад, в ту эпоху, которую мы называем пушкинской.

Небольшой особнячок, в котором жил поэт, утопает в листве. От него тянется тропинка. Если пройти по ней, то можно выйти прямо к пруду. Ветер не колышет его гладь. Поэтому свое отражение хорошо видно. Но лица не узнаешь. Потому что, посетив мир Пушкина, на себя смотришь с другой стороны.

Вдруг оглянешься вокруг: оказывается, ты не один. Вокруг много людей. Все они ходят рядом, задумчиво перешептываются...

Почему же так людно в Болдино? Ответ один: здесь жид. Александр Сергеевич Пушкин. К нему не зарастает народная тропа... Где же тайна вечности сокрыта? О, корни этого уходят глубоко. Но все же попробуем добраться до глубин.

Четырнадцатое декабря тысяча восемьсот двадцать пятого года. Восстание декабристов. Все передовые люди -на Дворцовой площади. Пушкина нет среди них. Он находится в ссылке. Когда Николай I спросит его, что бы делал поэт, если бы был в Петербурге в день восстания, Пушкин без страха ответит: “Стал бы в ряды мятежников”. Он сердцем всегда там, где идет борьба за свободу. Оружие поэта - перо - дышит пламенем революции. С женой одного из декабристов Пушкин отправляет стихотворение, адресованное всем героям:

Оковы тяжкие падут.

Темницы рухнут -~ и свобода

Вас примет радостно у входа,

И братья меч вам отдадут.

Тончайшая лирика поэта звала туда, где радостно мыслить, где свободно гуляет ветер по просторным степям. Но как тесно человеку в этом мире, заклейменном царским режимом! Пушкин сравнивал себя с горной рекой,которую душат скалистые берега:

Играет и воет, как зверь молодой.

Завидевши пищу из клетки железной;

И бьется о берег в вражде бесполезной,

И лижет утесы голодной волной.

За свободолюбивые стихи Пушкин был сослан в Михайлов-ское. В годы ссылки поэт написал свои лучшие стихотворения. Читаешь - и восторгаешься вновь и вновь. Какое ни возьми - " любое в памяти народной осталось. Ведь поэт всегда был душой с народом. И народ любил его.

А однажды утром Пушкин прочел своим друзьям:

Любви, надежды, тихой славы

Недолго нежил пас обман.

Исчезли юные забавы.

Как сон. как утренний туман.

Это стихотворение царь прочел с негодованием. А Россия? Она полюбила еще больше своего истинного сына. А сыновья остаются в памяти навечно.

На берегу реки очень живописно. Хочется описать всю красоту своим словом, но не получается, А молчать не хочется, надо выплеснуть чувства. И тогда на помощь приходит Пушкин:

Я твой: люблю сей темный сад

С его прохладой к цветами,

Сей луг, уставленный душистыми скирдами,

Где светлые ручьи в кустарниках шумят.

Наверное, в том, что мы любим Пушкина, ничего странного нет. Ведь нас самих волнует то, что только русским понятно. А Александр Сергеевич - русский патриот. И выразить стихами он смог все то, что накопилось в душе, но не вырывается наружу, что для народа свято:

Ревет ли зверь в лесу глухом.

Трубит ли рог, гремит ли гром,

Поет ли дева за холмом - На всякий звук

Свой отклик в воздухе пустом Родишь ты вдруг.

И наряду с глобальными темами - камерная лирика, которая будит в нас святые чувства к человеку. Через всю жизнь пронес Пушкин любовь к своей жене - Наталье Николаевне Пушкиной. И не было бы настоящего поэта, если б его страдания за судьбы человеческие не дополнялись личными переживаниями. Мы по нескольку раз перечитываем “Евгения Онегина”, не переставая удивляться той чистоте чувств, которыми насыщен роман. Как нам сейчас недостает настоящей любви! И если хочется поверить, что есть она,- читаем Пушкина:

Нет, поминутно видеть вас,

Повсюду следовать за вами,

Улыбку уст, движенье глаз

Ловить влюбленными глазами.

Сто шестьдесят пять лет назад оборвалась жизнь великого творца русской поэзии. Январь тысяча восемьсот тридцать седьмого года. Местечко у Черной Речки...

Отсюда ранним утром унесли раненого Пушкин;.!. Через несколько дней он умер...

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой.

И назовет меня всяк сущий в ней язык,

И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой

Тунгус, и друг степей калмык.

У памятника на Пушкинской всегда много людей. Они пришли не просто к памятнику, они пришли к поэту Пушкину, потому что он каждым день приходит к ним. Народная тропа к поэту не зарастает.

«Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» А.Пушкин

Exegi monumentum.

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастёт народная тропа,
Вознёсся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживёт и тлeнья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
И назовёт меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий
Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.

Веленью бoжию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца;
Хвалу и клевету приeмли равнодушно
И не оспаривай глупца.

После трагической гибели Александра Сергеевича Пушкина 29 января 1837 года среди его бумаг был обнаружен черновик стихотворения «Я памятник воздвиг себе нерукотворный», датированного 21 августа 1836 года. Оригинал произведения был передан поэту Василию Жуковскому, который внес в стихотворение литературную правку. Впоследствии стихи были включены в посмертный сборник произведений Пушкина, который увидел свет в 1841 году.

Существует ряд предположений, связанных с историей создания этого стихотворения. Исследователи творчества Пушкина утверждают, что произведение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» является подражанием творчеству других поэтов, которых Пушкин попросту перефразировал. К примеру, аналогичные «Памятники» можно найти у Гавриила Державина, Михаила Ломоносова, Александра Востокова и Василия Капниста – блистательных литераторов 17 века. Однако многие пушкинисты склонны считать, что основные идеи для этого стихотворения поэт почерпнул в оде Горация под названием «Exegi monumentum».

Что именно побудило Пушкина создать это произведение? Сегодня об этом можно лишь догадываться. Однако современники поэта довольно прохладно отнеслись к стихотворению, считая, что восхвалять свои литературные таланты, по меньшей мере, некорректно. Почитатели творчества Пушкина, наоборот, увидели в этом произведении гимн современной поэзии и победу духовного над материальным. Однако среди близких друзей Пушкина и вовсе бытовало мнение, что произведение преисполнено иронии и является эпиграммой, которую поэт адресовал самому себе. Тем самым он словно бы хотел подчеркнуть, что его творчество заслуживает гораздо более уважительного отношения соплеменников, которое должно быть подкреплено не только эфемерным восхищением, но и материальными благами.

В пользу «иронической» версии появления данного произведения говорят и заметки мемуариста Петра Вяземского, который поддерживал с Пушкиным дружеские отношения и утверждал, что у слова «нерукотворный» в контексте произведения совершенно иной смысл. В частности, Петр Вяземский неоднократно заявлял, что в стихотворении речь идет вовсе не о литературном и духовном наследии поэта, так как свои стихи «он писал не чем иным, как руками», а об его статусе в современном обществе. Ведь в высших кругах Пушкина недолюбливали, хотя и признавали за ним несомненный литературный талант. Но, в то же время, своим творчеством Пушкин, успевший при жизни получить всенародное признание, не мог заработать себе на жизнь и был вынужден постоянно закладывать имущество, чтобы хоть как-то обеспечить достойный уровень существования своей семьи. Это подтверждает и распоряжение царя Николая I, которое он отдал после смерти Пушкина, обязав из казны оплатить все долги поэта, а также назначить содержание его вдове и детям в размере 10 тысяч рублей.

Кроме этого, существует и «мистическая» версия создания стихотворения «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», сторонники которой убеждены, что Пушкин предчувствовал свою гибель. Именно поэтому за полгода до смерти он написал это произведение, которое, если отбросить иронический контекст, можно расценивать, как духовное завещание поэта. Более того, Пушкин знал, что его творчество станет образцом для подражания не только в русской, но и в зарубежной литературе. Существует легенда о том, что гибель на дуэли Пушкину от руки красавца-блондина предсказала гадалка, и поэт знал не только точную дату, но и время своей смерти. Поэтому позаботился о том, чтобы в стихотворной форме подвести итог собственной жизни.