Либеральный фашизм. История от Муссолини до Обамы

"В новой публицистической серии "Политическое животное" вышла в русском переводе нашумевшая на Западе вообще и в Америке в особенности книга Ионы Голдберга "Либеральный фашизм. История левых сил от Муссолини до Обамы", являющаяся не просто историей фашизма как политико-социального феномена, но исследующая неразрывную связь между "классическим фашизмом" и современным либерализмом, правящим на Западе.

Несколько замечаний об именах и названиях. Хотя перевод этой книги в целом вполне адекватный, остается за гранью здравого смысла, почему имя автора пишется как "Джона Голдберг" вместо "Иона Голдберг" (Jonah Goldberg) и склоняется как некое вымышленное женское имя – "книга Джоны Голдберга".

Чем библейское имя Иона не угодило издателям сказать трудно, но однако же и перевод оригинального подзаголовка оставляет желать лучшего: The Secret History of the AMERICAN LEFT from MUSSOLINI to the POLITICS OF CHANGE.

Это важный момент. Автор рассматривает понятие "либерального фашизма" применительно именно к американским "левым", которые – в американском понимании – это т.н. "либералы" и соответственно Демократическая партия. Впрочем, по мнению автора, и американские правые в своем стремлении облагодетельствовать народ США (в частности, Джордж Буш-младший!) зачастую уходят настолько "вправо", что оказываются "слева", то есть в радужном плену "доброго фашизма" (или "просвещенного фашизма").

И то сказать – слово "фашизм" и для русского, и для европейского, и для американского уха звучит резковато. Фашизм со времен Второй мировой войны – синоним вселенского зла, черта с рогами, самого утробного антисемитизма. Между тем, "классический фашизм" Муссолини – это нечто совершенно иное, содержащее в себе настолько привлекательные для современников черты государственной религии, что его мировая популярность могла конкурировать только с популярностью "идей коммунизма".

Собственно, коммунизм и фашизм – близнецы-братья, рожденные Просвещением и Великой Французской революцией. Автор немало внимания уделяет генезису фашизма, поскольку без этого невозможно понять, в каком виде он процветает и поныне в качестве торжествующего над консерватизмом неолиберализма.

Работа Голдберга на удивление беспристрастна. Хотя в Америке он известен как яркий полемист. Он пишет именно "феноменологию фашизма", а не памфлет в его осуждение или оправдание. Самое удивительное, что немало восторженных откликов на эту книгу исходит из стана… "левых"! Мол, спасибо автору, что "указал на опасности" и "уклоны" нашего горячо любимого либерализма. Что ж, как известно, "борьба с уклонами" - одно из любимых занятий тоталитарной системы.

Итак, авторское определение фашизма:
"Фашизм – это религия государства. Он предполагает органическое единство политического пространства и нуждается в национальном лидере, поддерживающем волю народа. Тоталитарность фашизма состоит в политизации всего и убежденности в том, что любые действия государства оправданы для достижения общего блага. Он берет на себя ответственность за все аспекты жизни, включая здоровье и благосостояние всех членов общества, и стремится навязать им единство мышления и действия либо силой, либо посредством регулирования и социального давления.

Все, в том числе экономика и религия, должно соответствовать его целям. Любые конкурирующие воззрения определяются как враждебные. Я исхожу из того, что современный американский либерализм воплощает в себе все эти аспекты фашизма".

И еще для примера главы этой книги как "этапы большого пути":

Муссолини: отец фашизма
- Адольф Гитлер: человек из стана левых
- Вудро Вильсон и рождение либерального фашизма
- Фашистский "Новый курс" Франклина Рузвельта
- 1960-е годы: фашизм выходит на улицы
- От "мифа Кеннеди" к мечте Джонсона: либеральный фашизм и культ государства
- Либеральный расизм: призрак фашистской евгеники
- Экономика либерального фашизма
- Дивная новая деревня: Хиллари Клинтон и смысл либерального фашизма
- Новая эра: все мы теперь фашисты
Послесловие к последнему изданию: "Барак Обама и давно знакомые изменения"."

Давайте попробуем понять: как угрожает либеральный фашизм России, российской нации, и кем он финансируется. Являются ли последние события во Франции, атака секс-меньшинств по общественным устоям народа Франции, ударом либерального фашизма? Выстоит ли Франция? Кто навязывает нам ювенальную юстицию? Кто навязывает нам либеральные ценности, суть которых скрытый фашизм, направленный против России, против русских, против российской нации? Будьте бдительны, друзья!

Гольдерг приводит такую цитату из трудов историка Ричарда Пайпс (Richard Pipes): «Большевизм и фашизм были ересью социализма». Он выдвигает следующие доводы в пользу такого сочетания:

Во-первых, он предлагает ознакомиться с «секретной историей американских левых»:
- Прогрессивизм Вудро Вильсона *) представлял собой «милитаристскую, фанатично националистическую, империалистическую, расистскую» программу, необходимость в которой была вызвана тяжелым положением, создавшимся во время Первой мировой войны.
- «Фашистский ‘Новый Курс"» (англ. ‘New Deal") Франклина Рузвельта **) был создан на базе правительства Вильсона и расширил его.
- На базе программы «Великого общества» (англ. ‘Great Society") Линдона Джонсона было создано современное государство всеобщего благосостояния (англ. ‘welfare state") - «окончательное наслаждение» (пока), получаемое в результате концентрации экономики и политики «в руках» государства.
- Молодые революционеры 1960-х гг., так называемые ‘Новые левые" (англ. ‘New Left") осуществили «американизированную модернизацию» европейских ‘Старых правых" (англ. ‘European Old Right").
- Хиллари Клинтон (Hillary Clinton) надеется «ввести государство глубоко в семейную жизнь» - существенное намерение, которое будет шагом вперед в процессе работы над [её] тоталитарным проектом.

Подведём краткий итог рассказу о событиях истории, происходивших у нас почти в течение века. Можно сказать, что если политическая система Америки традиционно поощряла поиски счастья, «то [теперь] всё больше и больше наших граждан хотят прекратить поиски счастья и [наконец] получить его».

Во вторых, Гольдберг анализирует различные американские либеральные программы – расовую, экономическую, экологическую и даже «культ экологически чистого» -- и показывает их сходство с программами Муссолини и Гитлера.

Дополнительная информация:

Надо сказать, что это безоговорочное и радикальное западничество наших либералов напоминает анекдотическое стремление оказаться «святее самого Папы Римского», поскольку на том же Западе отношение к рассуждениям о «свободе капиталистического общества» и «прелестях западного образа жизни» в кругах интеллектуалов зачастую весьма и весьма критическое. Разумеется, речь идет не об однозначно политически ангажированных интеллектуалах вроде политтехнолога Бжезинского, которые активно работают на внедрение в жизнь определенной политической идеи в составе соответствующих организаций, финансируемых государством, отнюдь, имеются в виду критически мыслящие, оппозиционные интеллектуалы, которые стоят в стороне от ангажированной государством «политики», щедро оплаченной различными фондами, и которые стремятся проанализировать те или иные стороны жизни западного общества не отталкиваясь от тех идеологических панегириков, что льются из уст официозных политиков. Их «удельный вес» в «ин-теллектуальной мозаике» Запада очень и очень значителен. Без концепций таких нонконформистски мыслящих философов, как Герберт Маркузе, Теодор Адорно, Жан-Поль Сартр, Луи Альтюссер, Ролан Барт, Жак Лакан, Жак Деррида, Юлия Кристева, Жан Бодрийяр, Славой Жижек, Рене Генон, Юлиус Эвола, Карл Шмидт, Эрнст Юнгер, Ален де Бенуа, невозможно представить современную зарубежную мысль. А ведь это только «вершина айсберга» - философы, с которыми считается официозная, академическая традиция Запада, как в силу их значительности, так и в силу половинчатого, компро-миссного характера их протеста, а есть еще подводная часть айсберга – «непримиримые нонконформисты», теоретики экстремальных форм протеста, лидеры движения «шестидесятников» и малочисленных андеграундных группировок (Ги Дебор, Тони Негро, Ульрика Майнхоф, Клаудио Мутти, Хаким Бей и т.д.)

Михаил Эйми

Либерал-фашизм. Попытка определения.

В последнее время довольно часто стало встречаться странное сочетание, которое невольно режет слух своей абсурдностью. Этот оксюморон "либерал-фашизм" действительно весьма экстравагантно звучит, учитывая совершенно противоположное смысловое наполнение составляющих слов. Но, слова не появляются просто так, из ниоткуда, чтобы быть пустыми формами, никак не привязанными к тому, что называется "означаемое". Слова рождаются как слепки с мира, наполненного вполне определенными и конкретными смыслами, пусть и понятными только сколь угодно узкому кругу лиц. Предельный случай - это, понятно, ряд психических отклонений, когда слова понятны только одному говорящему, но и для него они имеют очень четкий смысл, пусть и только в момент говорения. Так вот, уж коль скоро в наш язык входит такой кадавр как либерал-фашизм, стоит присмотреться к нему пристальней и попытаться понять, что он может отражать и какой смыл заключать в себе. Для того необходимо обратиться к составляющим его частям. Итак, либерализм. Полагаю, не стоит вдаваться в историю происхождения термина, тем более, что либерализм индепендентов и либерализм, декларируемый современным западным обществом имеют между собой достаточно мало схожих черт. Главным для нас тут является то, что либеральная идеология делает упор и разрабатывает поле действия личности, как единичности, как уникальной, замкнутой на себе структуры, имеющей дело с миром, как совокупностью явлений и оценивающей все события и составляющие мира исключительно с позиции пользы и выгоды для себя. Народ, Государство, в данном случае не принимаются в расчет как базовые ценности, занимая производное место. Предполагается, что частный и практический интерес автономной личности в конечном итоге работает на общее благо, создавая единый, слаженный государственный механизм, в котором учтены интересы большинства. Протестантская этика и стремление к обладанию благами суть основа этой идеологии. Политическим институтом, обслуживающим интересы этой модели государственного устройства является демократия. Опять-таки довольно странный выверт, учитывая то, что демократическая форма правления возникла и получила свое идеологическое и практическое оформление, как известно, в городах-государствах древней Греции, и, в частности, в Афинах. Известное возражение на отвлеченные разговоры о демократии состоит в том, что демос - это отнюдь не все люди, а лишь свободнорожденные мужчины, имеющие право голоса. Женщины, дети, рабы, понятное дело, никаким образом не входили в это число. Кроме того, желающих принять активное участие в жизни города (собственно, политиков) не могло быть более 1000 человек, так как иначе они были бы просто не в состоянии услышать мнение друг дуга. Эти возражения в современном мире отнюдь не могут всерьез поколебать здание демократии, так как современное общество не имеет таких четких страт, как античное. В данном случае более корректно было бы применить античное же различие между политиком и идиотом, то есть, между человеком, желающим принимать активное участие в политической жизни общества, и не желающим такого. Относительно же количества желающих высказаться человек, то дело тут не просто в цифре 1000, а в скорости распространения информации в заданном поле. Чем она выше, тем, соответственно, большее число людей может быть включено в демократические процедуры. Для функционирования либеральной матрицы наиболее подходящей оказалась модель демократии в форме парламентаризма. Таким образом, к плюсам либерально-демократического устройства общества можно отнести действительное выражение интересов большинства людей, активно занимающихся собственным делом и не стремящихся заботиться об остальном мире, если это не сулит определенной и весьма конкретной выгоды. При большинстве таких людей посредством либерализма создается жизнеспособное и устойчивое государство, способное быстро адаптироваться практически к любым изменениям мира. Кроме того, учититывая изначальный эгоизм граждан такого государства и предполагая, что они не глупые люди и не будут действовать во вред себе, можно понять, что внутренне устройство такокго общества тоже будет достточно сбалансированным и надежным, поскольку любые элементы, вносящие элемент хаоса в такой мир, немедленно блокируются максимально приемлемым способом и как можно незамтнее и тише, дабы ни кого не тревожить. Среди минусов главным, на мой взгляд, является то, что человек такого общества, будучи изначально экзистенциально подключен к миру исключительно своих интересов и ценностей, утрачивает полную картину мира в его всеобщности. Все связи мира выстраиваются исключительно на "экономическом" стержне, на который выборочно нанизываются элементы этого самого мира. Это ведет в конечном итоге к утрате символической составляющей жизни и той самой смерти бога, о которой говорил Ницше. Таков, вкратце, обзор либеральной модели. Его очевидная неполнота оправдывается тем, что для прояснения поставленного вопроса нам этого будет вполне достаточно. Для более подробного анализа следует обратиться непосредственно к тексту Вебера "Протестантская этика и дух капитализма", из которого я, как, полагаю, многие поняли, взял некоторые основные тезисы. Теперь обратимся к фашизму. Ясно, что в этом случае мы имеем дело с неким совершенно противоположным либеральной идее явлением, основанным на подчинении личности интересам Государства или Народа. Опять-таки, не вдаваясь в подробную историю движения, все же следует четко различать нацизм и фашизм. Идеология фашизма основывается единственным образом на главенстве общинного государственного духа, когда как нацизм признает государство исключительно как порождение нации и национальный вопрос является доминирующим. Кроме того, в нацизме очень сильны мистические элементы "чистоты крови" и привязка к ним моральных качеств человека. Фашизм гораздо прагматичнее в этом отношении и не связывает четко вопрос нации и государства. Если основываться на этих постулатах, то чисто фашистское государство так же имеет право на существование, как и либеральное. Стоит обраться к истории, чтобы увидеть, что практически все государства, особенно имперского типа реализовывали ту или иную модель фашизма. И все утопии, от Платона до Вераса, предлагают фашистское, по-сути, устройство общества. По странной иронии, классический оплот демократии Афины устами своего лучшего гражданина Сократа признали главенство именно такого способа государственного устройства: "Нельзя отступать, уклоняться или бросать свое место в строю. И на войне, и на суде, и повсюду надо исполнять то, что велит Государство и Отечество, или же стараться вразумить их, в чем состоит справедливость. Учинять же насилие над матерью или над отцом, а тем паче над Отечеством - нечестиво" (Критон 51с). И по той же иронии, первый философ, утверждавший идеи уникальности человека и личностного отношения к миру, умер, фактически, защищая идеи фашизма. Имперский опыт показывает, что существовать как единое образование, не раскалываясь на куски, такое государство может только в том случае, когда интересы его граждан подчинены единой идее данного государства. И в конечном итоге все империи разваливались, когда региональные элиты выходили из этого общего государственного идеологического пространства. Плюсом такого устройства общества является то, что позволяет существовать государству довольно длительное время, успешно сопротивляясь ударам извне, благодаря единству его граждан в служении одной идее. Граждане такого государства чувствуют свою сопричастность ко всем событиям, как дурным, так и великим, которые происходят с их Родиной. О минусах этой модели можно и не писать, так как они и без того прекрасно известны и прописаны массой авторов, лучшим из которых, пожалуй, является Оруэлл со своим "1984". Все это описаны, понятное дело, скорее некие идеи, лежащие в основе либеральной и фашистской модели общества. На практике же реальные государства предлагают тот или иной вариант синтеза, так как в чистом виде, в дистиллированной реализации любой модели государство существовать не может. Вообще же, вся эта диалектика прекрасным образом прописана у Гегеля в "Феноменологии духа" (Мир отчужденного от себя духа/ Образованность и ее царство действительности). Теперь посмотрим, что можно сказать о либерал-фашизме. Исходя из того, что было написано выше, либерал-фашизм должен сочетать в себе права и свободы личности с интересами государства. В принципе, это было бы идеальное устройство общества, если бы удалось взять и соединить лучшие особенности двух парадигм. Но, из того, что можно увидеть, на свет появляется гибрид, взявший отнюдь не самые лучшие части своих родителей, хотя, современной либеральной общественностью декларируется именно это идеальное государство. Они говорят о личности человека и ее правах, которые необходимо соблюдать всегда и везде при любых условиях. Но о чем идет речь на самом деле? На мой взгляд, происходит подмена, которую и сами "либералы", при всей их показной рафинированности образованности и противопоставлении себя "быдлу" не замечают, а если и чувствуют, то гонят прочь от себя эти крамольные мысли. Дело в том, что реальный человек, вот этот конкретный, со своими проблемами, мечтами, мыслями о близких людях, со своими страхами и своими радостями, пусть маленькими, но своими и дорогими ему, этот человек отметается и приноситься в жертву Личности. Отныне только Личность - абстрактное понятие, не имеющие отношения к реальному человеку, имеет значение. Только ее права и свободы есть смысл защищать, и ради этого частные права и свободы подминаются, перемалываются и отбрасываются в сторону, как нечто ненужное и совершенно не имеющее значения. В этой модели либеральна парадигма, со своим четко выработанным аппаратом защиты индивидуума принимается на службу либерал-фашизму. И то, что служило интересам конкретного человека, в данном случае не имеет значения сословие и жизненные устремления этого человека, становится на защиту абстрактного имени "Личность", и из-за этой подмены настоящие живые личности перемалываются, как не соответствующие безликой категории именно ввиду своей индивидуальности и личностности. Нечто похожее можно обнаружить и в фашистской модели общественно устройства, где Государство является той инстанцией, через которую люди понимают себя и идентифицируют. Можно тут привести в пример и коммунистическую идею, тоже близкую к фашистской, только на месте Государства и Народа, там стоит Класс и его интересы. Государство, Народ, и уж тем более Класс тоже примеры безликих абстрактных категорий, но их координальное отличие от Личности состоит в том, что через них, и благодаря им, люди собираются в одно целое, жизнеспособное образование - Страну. Эти абстракции, будучи определенными интенсивными символическими полями, через подключение к ним, то есть через принятие человеком данной символической разметки мира, способны дать этому человеку огромные возможности, так как включают его в особый, свой и живой мир, где действуют единомышленники, и все вместе делают общее дело, увеличивая добро в мире (Понятно, что все всегда действуют только во благо, в том числе инквизиторы или Гитлер. Злодеи, стремящиеся исключительно к злу очень редки и встречаются главным образом в трагедиях Шекспира). Личность же, будучи не просто абстракцией, но и еще абсолютно замкнутой на себе абстракцией, не предлагает таких возможностей, какие предоставляются людям, выбравшим Государство или Класс. "Личность" либерал-фашизма - это предельно пустое, противоречивое в себе поле, поскольку требует объединения людей, не предоставляя при этом никакого основания, и не позволяющее на его основе создать хоть сколько-нибудь жизнеспособное государство. По сути, эта Личность предстает чем-то вроде монады Лейбница, которые замкнуты сами на себя, "не имеют окон", и самодостаточны. Наивысшей первичной монадой является, согласно Лебницу, Бог. В либерал-фашизме же Личность, как этакий двойник Бога, предстает скорее дьяволом, уж простите за такую мутно-теологическую аналогию. Либерал-фашистская идеология направлена на саморазрушение без какого-либо созидания. Остается открытым вопрос о людях, которые поднимают знамя этой идеологии. Я лично считаю, что большинство из них просто честные либералы, искренне желающие торжества и процветания этой протестантской идее, но в силу разных причин, не замечающих скатывание в яму либерал-фашизма, яму, которая поглотит их в первую очередь. Есть небольшое количество просто ненавистников и откровенных врагов России, считающих нашу страну воплощением Зла, и чем скорее она исчезнет с лица планеты, тем лучше будет для всех ее жителей, но они скорее относятся к той же группе честных либералов, только шагнувших гораздо дальше по пути либерал-фашизма и чувствующих его гораздо отчетливее. Это о подобных людях писал Достоевский в "Бесах": "они первые были бы страшно несчастливы, если бы Россия как-нибудь вдруг перестроилась, хотя бы даже на их лад, и как-нибудь вдруг стала безмерно богата и счастлива. Некого было бы им тогда ненавидеть, не на кого плевать, не над чем издеваться! Тут одна только животная, бесконечная ненависть к России, в организм въевшаяся...". Я говорю о России, так как именно у нас радикальные либералы подспудно и не отдавая себе отчета, строят тело новой тоталитарной идеологии. Мне, честно говоря, сложно представить человека, который бы искренне хотел реального воплощения либерал-фашистской идеи, поскольку в ней исчезает сам человек, и не просто растворяет себя в Государстве или Народе, а исчезает тотально, весь, исчезает в никуда. И уж коли в последнее время все говорят об угрозе фашизма (при этом почему-то настойчиво путая его с нацизмом), то самая большая опасность исходит от зарождающейся идеологии либерал-фашизма, как самой бездушной и самой бесчеловечной.

Либерализм, с моей точки зрения, есть великая утопия. Как система он никогда и нигде не существовал и существовать в принципе не мог. Вне социума человек не существует. Социум же всегда накладывает определенные ограничители. Начало социума - это введение первых табу. Исторически запрет на инцест как акт введения первого табу рождает социум. Либерализм провозглашает другую программу, прямо противоположную - детабуизации.

Свобода всегда имеет сослагательное наклонение. Она предполагает вопрос - свобода от чего? Свобода по отношению к чему? Сама по себе свобода вне контекста этих вопросов абсурдна. Свобода, взятая в качестве чистой идеи, как это было блестяще показано в "Бунтующем человеке" А. Камю ведет к самоубийству человечества.

Либерализм исторически развивался как идеология снятия социальных скреп - религии, государства, народа, в перспективе - семьи. Мать и отец - это такие же ограничители в отношении свободы индивидуума, как и государство.

Либерализм несет идею отрицания. Какой-то позитивной программы в нем не заложено. Это идея, которая ставит минус. Исторически либерализм мог существовать только смешиваясь с другими идеологиями. Известны политические варианты смешения его и с социализмом, и с консерватизмом. Генезис либерализма заключался в разводе его с иными позитивными идеологиями. Первоначально произошел развод с национальными учениями, затем с социальными. Сегодня мы наблюдаем развод либерализма с демократией, понимаемой классически как народовластие.

Итак, либерализма как чистой модели никогда не существовало. Но для чего тогда было нужно это либеральное прикрытие?

Либерализм всегда существовал в парадоксальном сочетании. Свобода одних предполагала несвободу и эксплуатацию других. Вне этой дихотомии мы нигде либеральную практику не обнаруживаем. Столкновение меньшинства с большинством составляло социальную парадигму утверждения либерального концепта.

Краткий исторический экскурс подтверждает эмпирически данный тезис. Античный мир: греки выдвигают идею свободы. Но именно в эллинском мире процветает рабовладение. Раб, как известно, не считался эллинами человеком. По Аристотелю, это живое орудие, вьючное животное. Свобода, таким образом, предназначалась не для всех. Во всяком случае, на рабов она не распространялась.

В средние века рабство не исчезает. Самые процветающие, свободные торговые фактории Генуэзская и Венецианская являлись ведущими центрами рабовладения и работорговли. Торговля венецианцев рабами осуществлялась по всему Средиземноморью. Как это сочеталось - городские свободы и торговля рабами? Понятие человек опять-таки относилось не ко всем. Не будучи гражданином Венеции, раб не являлся и человеком.

Новое время характеризуется развитием идеи политических свобод. Но одновременно происходит становление системы мирового колониализма. Всего за период колониальной экспансии более 80 миллионов рабов было вывезено из Африки. Показательно, что среди рабовладельцев фигурировали многие теоретики либерализма. Владельцами рабовладельческих плантаций являлись, в частности, отцы-основатели США - президенты Вашингтон, Джефферсон, Мэдисон. Ценность свободы удивительным образом сочеталась в их представлении с обыденностью несвободы. Понятие "человека" носило по-прежнему избирательный характер. Те же основания имел парадокс российских либералов-крепостников.

Только в XIX в. вводится запрет в Европе, а потом и в США на рабовладение. Но именно в это время в процессе становления колониальной системы колонизаторы научились использовать механизмы эксплуатации через косвенное принуждение. Прямое физическое рабство заменяется рабством экономическим. Свобода одних - владельцев ресурсов по-прежнему сочетается с несвободой других, являющихся теперь формально свободными.

В свете сказанного понятной становится природа сочетания либеральной тусовки 1990-х гг. с резкой социальной деградацией большинства российского населения. В этом собственно и состоял смысл реализации либерального концепта - ограбление большинства ("быдла") в пользу группы свободных индивидуумов. Свобода этой группировки новых хозяев жизни выстраивалась на несвободе остального населения. Иначе при последовательном движении по либеральным лекалам и быть не могло.

Резюмирую: сегодня либерализм - это вариант неоколониализма, это механизм несилового экономического рабства. Фашизм и либерализм - это явления родственные. Они отражают два исторически проявляемых варианта западной экспансии в мире. В свое время было дано осуждение одного из этих вариантов - фашизма. Настало время поставить вопрос о либерализме, как явлении родственном по отношению к фашистской идеологии.

Книга Джоны Голдберга "Либеральный фашизм" появилась в 2008 году, в разгар президентской предвыборной кампании в США. Теперь эта книга переведена у нас, и мы можем оценить ее, хотя бы в небольшой степени абстрагируясь от контекста политической борьбы, в котором она увидела свет.

Когда левые и либералы обвиняют правых да и прочих своих оппонентов в тайной приверженности фашизму, это совсем неудивительно и даже привычно. Также левые могут упрекать либералов в скрытом фашизме, находя многочисленные намеки на фашизм в современном глобализме, неолиберализме и т.д. Но когда консерватор начинает уличать в таком же тайном фашизме левых и либералов - это что-то относительно новое и непривычное. Именно этим и занимается в своей книге американский консерватор Джона Голдберг.

Аргументация Голдберга во многом сводится к тому, что фашизм - в не меньшей степени, если не в большей, левое движение, чем правое. Он вырос преимущественно из левой и либеральной политической философии. Голдберг находит многочисленные свидетельства в пользу сходства фашистов и современных им прогрессивистов и либералов. Американский консерватор сопоставляет идеи и практики фашистов и прогрессивистов по принципу "найди десять отличий" и находит их лишь в оттенках и степени завершенности практических действий, предпринятых теми и другими. Так, прогрессивисты, правившие Америкой во времена Вудро Вильсона, "были настоящими "социальными дарвинистами" в современном смысле этого термина, хотя сами они так называли своих врагов. Они верили в евгенику. Они были империалистами. Они были убеждены, что посредством планирования рождаемости и давления на население государство может создать чистую расу, общество новых людей. Они не скрывали своего враждебного отношения к индивидуализму и гордились этим. Религия была политическим инструментом, а политика была самой настоящей религией. Прогрессивисты считали традиционную систему конституционных сдержек и противовесов устаревшей и препятствующей прогрессу, поскольку такие древние институты ограничивали их собственные амбиции. Догматическая привязанность к конституции, демократической практике и устаревшим законам тормозила прогресс в понимании как фашистов, так и погрессивистов. Более того, фашисты и прогрессивисты превозносили одних и тех же героев и цитировали тех же самых философов".

Голдберг также приводит многисленные примеры симпатий либералов и левых к фашизму. Так, например, мы узнаем, что Б. Шоу в разное время боготворил Сталина, Муссолини и Гитлера, что Г. Уэллс писал почти откровенно фашистские книги и вообще хотел "видеть либеральных фашистов, просвещенных нацистов", которым одним под силу установить новый мировой порядок и разрешить многочисленные проблемы, тяготящие европейские общества, что во времена Рузвельта сходство его курса с фашистским вызывало отнюдь не только порицание, но, скорее, одобрение среди соратников, и т.д. и т.п.

Мы сказали - "интеллектуальную историю", но историю чего? Так называемого "фашистского момента" - ключевого понятия в рассуждениях Голдберга. Голдберг пишет его интеллектуальную и практическую историю в Европе и в США. Среди этих моментов, не считая привычных фашистской Италии и Германии, обнаруживаются и Французская революция, и вильсоновский прогрессивизм, и "Новый курс" Рузвельта, и культурная революция 1960-х, и т.д., вплоть до мягкого фашизма Кеннеди, Джонсона, Билла и Хиллари Клинтон и, конечно, Обамы.

Так что же такое "фашистский момент"? Его можно определить как конгломерат идей и практик, среди которых наиболее характерны следующие. Прежде всего это упор на полезный миф в сорелевском духе. Идея может быть ненаучной и вообще далекой от истины, но если она полезна, она обладает творческой силой и меняет историю. Для фашистского момента характерен прагматизм, в свете которого истинно то, что работает. Далее следует отметить склонность не к теоретизированию, построению четкой программы и идеологии, а к динамике, действию ради действия и оценке политиков, исходя из их намерений и благих пожеланий. Особенно важен этатизм, вера в государство, в его способность решить все проблемы и в то, что государство тебя любит. Не последнее место занимают вождизм и культ личности. Большое значение имеет война как средство мобилизации общества для решения каких-либо задач. Если войны нет, то необходим ее "моральный эквивалент", провоцирование кризисов, которые можно решить напряжением всех сил (например, война с наркотиками, за чистоту окружающей среды и т.д.) Понятно, что ряд этих признаков Голдберг с легкостью находит не только у правых, но и у левых, особенно у "новых левых".

Надо отметить, что у подобного рода анализа нетрудно обнаружить обширную интеллектуальную историю, некоторые элементы которой неочевидны, но имеют исключительное значение. Так, например, уже давно радикальные сторонники капитализма и свободного рынка вроде Фридриха Хайека и Айн Рэнд ставили на одну доску левых и фашистов за их этатизм и тому подобные грехи. В связи с этим вспоминается, конечно, и концепция тоталитаризма Ханны Арендт. Но трудно отделаться от впечатления, что больше всего в данном направлении сделали мыслители, чьи воззрения легли в основу взглядов как "новых левых", так и современных левых и либералов. Еще Т. Адорно и др. исследовали американское общество на предмет поиска в нем потенциально фашистских индивидов, которые не объявляют себя фашистами и не принадлежат к известным фашистским организациям, но охотно приняли бы фашизм, если ему удалось превратиться в достаточно сильное и уважаемое движение. Философы франкфуртской школы и все те, на кого они оказали влияние, описывали западное общество как пронизанное репрессивными практиками, подавляющими волю человека и его способность к самореализации. Со времен 60-х они убедили множество западных интеллектуалов, что западное общество пронизано скрытым фашизмом.

Похоже, Голдберг и сам принимает все это за аксиому. Он всего лишь пошел чуть дальше - туда, куда левые обычно не заходят. Как говорил классик, жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Почему, если общество пронизано фашизмом, для левых и либералов должно быть сделано исключение? Если в истории Запада время от времени проявляется "фашистский момент", то он касается всех, не только консерваторов (это Голдберг тоже признает!), но и левых. Словом, Голдберг, если так можно выразиться, вслед за своими леволиберальными оппонентами "размазал" фашизм по обществу, но мазки у него получились еще более широкие.

Разумеется, Голдберг нередко передергивает, и поэтому его легко обвинить в конъюнктурности, в том, что книга написана на злобу дня, чтобы свалить Хиллари Клинтон, как это делают Константин Аршин и Александр Павлов: "Таким вот образом весь 400-страничный талмуд Голдберга на поверку оказался не более чем агиткой "консервативного фашиста", призванной не дать Хиллари Клинтон победить на выборах". ("ОХОТА НА ВЕДЬМ" ОТ ДЖОНЫ ГОЛДБЕРГА Константин Аршин, Александр Павлов). Тем не менее, значение книги Голдберга в другом. Нередко приходится слышать о либеральных корнях фашизма, о том, что фашизм - такое же порождение европейской культуры, как и многое другое. Книга Голдберга как раз и показывает, что фашизм как явление европейской и американской политической культуры не был чем-то преходящим и случайным, что он зародился в том же идейном и культурном бульоне, что и ряд идеологий и утопий, а также лозунгов и практик, к которым мы относимся с гораздо большим одобрением или хотя бы не с таким порицанием. Небезынтересны последние главы книги, в которых Голдберг утверждает и иллюстрирует это примерами, что ряд данных лозунгов и практик, которые мы теперь привычно относим к левому и либеральному спектру, был характерен и для фашизма: современные либералы и левые ведут "войны за культуру", содействуют упадку традиционных христианских церквей и проповедуют языческие культы, сводят все зло к порокам определенной расы ("белый мужчина - это еврей либерального фашизма"), оправдывают сожжение книг, разрушают традиционную семью. У современных левых либералов обнаруживается расизм, только развернутый в другую сторону. Разделяемая левыми и либералами мультикультуралистская парадигма, придающая главное значение не универсальным, а культурным и расовым критериям при оценке человека, также, с точки зрения Голдберга, является типично фашистской. Левых, либералов и нацистов роднит общее представление о том, что с некоторых пор цивилизация пошла по какому-то ошибочному пути. В частности, поэтому взятие на вооружение левыми и либералами лозунгов защиты окружающей среды - тоже нацистское наследие: "Природоохранное движение предшествовало нацизму и использовалось для расширения базы его поддержки. Нацисты среди первых сделали борьбу с загрязнением воздуха, создание заповедников и экологически рационального лесного хозяйства центральными пунктами своей политической платформы". Кроме того, вегетарианство, общественное здоровье и права животных, с точки зрения Голдберга, были "просто разными гранями одержимости органическим порядком, господствовавшим в немецко-фашистском сознании того времени и характерным для сегодняшнего либерально-фашистского сознания". В то время как сегодняшние американцы одержимы всем "натуральным", в свое время Гиммлер "надеялся перевести СС полностью на натуральные продукты питания и намеревался осуществить такой переход для всей Германии после войны".

Словом, бульон идей и практик, в котором зародился когда-то фашизм, все еще кипит, а "фашистский момент" никуда не исчез и, похоже, исчезнуть не может. Поэтому, считает Голдберг, "не требуется особого мужества и ума для того, чтобы указывать на то, что вам не нравится и не считается популярным, и кричать: "Фашизм!". Настоящее мужество требуется для того, чтобы заглянуть внутрь себя, посмотреть на свои убеждения и спросить себя, не может ли что-нибудь из того, что вам нравится, привести к фашизму или иной разновидности тоталитаризма под другим именем".

Конечно, поскольку книга была написана в запале политической борьбы, ее легко воспринять как ответ, брошенный "напросившимся" на него либералам и левым: "Сами вы фашисты!". Но правильнее дух книги отражает название последней главы: "Новая эра: все мы теперь фашисты".